очень нудно 
40 
Да, мир изменился. Владислав Андреевич постепенно начал ощущать себя в нем чужаком – сильным, способным постоять за себя, но слишком медлительным и неповоротливым, чтобы иметь шанс на выживание в кровавой неразберихе естественного отбора. Все чаще, стоя у окна в своем просторном кабинете, обставленном по последнему слову техники, он мысленно говорил воображаемым противникам: черта с два! Мы с вами еще поиграем. Да, конфигурация игрового поля изменилась почти до неузнаваемости, но правила игры остались прежними – такими же, как во времена Иисуса и еще раньше, при строителях пирамид. И я в этой игре не последний. Не гроссмейстер, нет, не чемпион мира, но крепкий мастер, побить которого не под силу всяким выскочкам, у которых, кроме тупой наглости и самоуверенности, и за душой-то ничего нету…
Но возводимый Севруком торгово-развлекательный комплекс вовсе не был главной и тем более единственной заботой Владислава Андреевича. Обширное дело, которое он возглавлял, требовало постоянного внимания и участия. Торговля и посреднические операции по-прежнему приносили стабильный, равномерно возрастающий доход, который Владислав Андреевич как разумный человек и, как это ни странно, патриот России направлял на развитие производственной сферы. Эта самая сфера в последнее время тоже начала мало-помалу подниматься с колен, так что Школьников даже начал подумывать о масштабном расширении производства. Для этого, впрочем, ему были как воздух нужны свободные деньги, и всякий раз, начиная думать об этом, он неизменно возвращался мыслями к афере своего племянника.
Да, это были живые деньги, и притом не маленькие. Сложность заключалась в том, что их необходимо было забрать, пока они не оказались вне пределов досягаемости. Владислав Андреевич обговорил этот вопрос с Караваевым, не забыв при этом вскользь, полушутя, упомянуть о своем досье. Караваев на сообщение о существовании досье отреагировал совершенно равнодушно, сказав лишь, что это вполне естественно и что было бы странно, если бы Владислав Андреевич не подстраховался подобным образом; насчет денег же обещал помочь и после коротенькой паузы добавил, что это потребует некоторых накладных расходов. Школьников в ответ лишь пожал плечами: это было естественно. “В этом печальном мире за все приходится платить”, – сказал он, открывая портфель, и Караваев согласился: увы, это так.
Через кого и каким именно образом действовал бывший подполковник, Владислав Андреевич не знал, точно так же как не знал он о том, на что пошли выданные им Караваеву деньги. Через две недели после того памятного разговора Караваев попросил еще денег, и Владислав Андреевич удовлетворил эту просьбу. Исходя из размеров выплаченной суммы у него сложилось впечатление, что Максик потихонечку прибирает к рукам все окружение Вадика, действуя где подкупом, а где и грубым шантажом: дескать, подумай о будущем, дружок. Кто такой Вадик? Он уже запутался в своих фантазиях, а скоро запутается окончательно, и тогда его падение станет только вопросом времени. Неизвестно, сколько человек он при этом утянет за собой. А Школьников.., ну, ты сам знаешь. Это же скала, утес, и то, что он мхом оброс, ни капельки не влияет на его устойчивость. Так что подумай, старик, прикинь, что к чему. А чтобы думалось легче, вот тебе сувенир в конвертике…
Впрочем, это были только предположения Владислава Андреевича, хотя они и казались ему наиболее логичными из всего, что тут можно было придумать. Ну в самом деле, не пытал же Караваев сотрудников Вадика у себя в подвале! Не бил сапогом в промежность, не прижигал каленым железом, не пересчитывал ломиком ребер и не рвал без наркоза зубов плотницкими клещами. Тем не менее дело продвигалось так, словно Максик пользовался всеми этими методами убеждения и еще сотней других, здесь не перечисленных. Уже к середине июня, когда над Москвой-рекой в полный рост поднялся решетчатый металлический каркас будущего грандиозного сооружения, на письменный стол Владислава Андреевича лег неровно вырванный из блокнота листок, на котором торопливым, с сильным наклоном вправо почерком Караваева было написано три строчки цифр.
Владислав Андреевич молча поднял на подполковника глаза и вопросительно шевельнул бровями.
– Это именно то, что я думаю? – спросил он.
– Да, – ответил Караваев. – Номера счетов в швейцарском банке. Счета открыты не предъявителя, номера держались в строжайшем секрете. Ну, собственно, это и так должно быть понятно… Что еще?
40 
