100 
– Вив отдает лучшую, – заверяет его Хэнк. – А что касается женщин, то поговорим после того, как ты ее увидишь.
– Конечно… – Все еще находясь под впечатлением того полуобнаженного видения, которое он лицезрел в щелку всего лишь полчаса тому назад. – Только вряд ли я смогу что-нибудь сказать, не узнав все «сто процентов».
Брат Хэнк таинственно улыбается:
– Если ты имеешь в виду сто процентов Вив, ну что ж – это ее дело. Только я думаю, можно удовлетвориться и меньшим – лицо, ноги, – а об остальном уже догадаться, как догадываешься о величине айсберга по его вершине. Вив не из тех смазливых милашек, за которыми я гонялся тут, Леланд. Она скромная. Джо говорит – такие люди «чем тише, тем глубже». Ну да ты сам увидишь. Я думаю, она понравится тебе.
Хэнк пододвигает стул к самой кровати и, упершись подбородком в спинку, ждет, пока я оденусь к ужину. Он на редкость жизнерадостен, особенно по сравнению с той гнетущей тишиной, которая повисла между нами после моего дневного взрыва за ленчем. Его заботливость настолько велика, что, желая вывести меня из ступора, он даже принес мне наверх чашечку кофе, конечно не отдавая себе отчета, что этот конкретный ступор – в отличие от полуобморочного состояния, до которого меня довела встреча с тяжелым физическим трудом чуть раньше, – вызван явлением его собственной жены в слезах и полуспущенной комбинации. А вместе с кофе еще и пару чистых носков. «Пока мы не добыли со станции твой чемодан».
Я улыбнулся и поблагодарил его, вероятно настолько же обескураженный переменой его настроения, как и он моим. Я-то знал, что моя перемена прочно базировалась на логике: я осознал всю опрометчивость своей дневной вспышки, – умный злоумышленник, пробираясь в королевский замок, никогда не станет ставить свой замысел под угрозу, сообщая королю, что он о нем думает. Естественно. И даже наоборот. Он будет остроумен, очарователен, раболепен, он будет рукоплескать рассказам о королевских победах, какими бы жалкими они ни были. Вот как надо вести свою игру. Потому-то великодушие Хэнка и казалось мне подозрительным – я не видел никаких причин, которые заставили бы короля заискивать перед злоумышленником, – и потому я разумно посоветовал себе поостеречься. Сека! – он так мил, потому что преследует какую-то подленькую цель.
Но очень трудно быть настороже с людьми, когда они к тебе хорошо относятся. Тогда я еще не знал, что эта коварная тактика доброты и тепла, подрывающая замысленную мною месть, растянется так надолго.
Итак, я выпил кофе и с радостью принял носки – естественно, не теряя бдительности на случай возможных фокусов, – зашнуровал кроссовки, причесался и последовал за Хэнком на кухню знакомиться с его женой, даже ни на секунду не заподозрив, что эта подлая девица окажется еще более коварной, милой и нежной, чем ее проходимец муж, и что быть настороже с ней будет практически невозможно. Девица стояла повернувшись к плите, и волосы ее спадали по спине, переплетаясь с лямками фартука. И в ярком кухонном свете она была столь же прекрасна, как и в мягком сиянии своей комнаты. Хэнк взял ее за подол плиссированной юбки и потянул, потом перехватил за рукав блузки, на котором не хватало пуговицы, и повернул лицом ко мне. «Вив, это Леланд». Она убрала прядь, упавшую на лоб, протянула руку и, улыбнувшись, тихо произнесла: «Привет». Я кивнул.
– Ну, и что скажешь? – спросил Хэнк, делая шаг назад, как коннозаводчик, демонстрирующий призовую двухлетку.
– По меньшей мере, мне надо посмотреть ее зубы.
– Ну это, я думаю, можно будет устроить. Девушка оттолкнула его руку.
– Что такое?.. О чем это он говорит, Леланд?
– Ли, если не возражаешь.
– Или Малыш, – добавил Хэнк и ответил за меня: – Не волнуйся, я говорил о тебе лишь хорошее, родная. Разве не так, Малыш?
– Он сказал, что одна твоя половина не сравнится ни с одной из целых женщин…
– А Ли сказал, что, для того чтобы судить, ему надо познакомиться с тобой целиком. – Он прикасается к пуговицам блузки. – Так что, если ты…
– Хэнк!..
Она поднимает ложку, и Хэнк проворно отскакивает в сторону.
– Но, родная, должны же мы решить…
– Но не здесь же, на кухне. – Она кокетливо берет меня за руку. – Мы с Леландом, с Ли уж как-нибудь решим это сами, без тебя. – И для закрепления сделки вызывающе встряхивает головой.
– Заметано! – говорю я, и она, смеясь, возвращается к плите.
Но ни этот смех, ни вызывающий кивок не могут утаить краски, которая, как красный прилив, поднимается от лифчика, чашечка которого, как мне известно, прикреплена к бретельке французской булавкой.
100 
