220 
– Возможно, – соглашается Хэнк, моргая одним глазом, в который попал дым от сигареты.
Но в этом согласии Джо Бену не хватает воодушевления.
– Ты сомневаешься? – упорно продолжает он. – Я хочу сказать, что люди от природы грешники, и чтобы не чувствовать себя таковыми, им все время надо ниспровергать праведников, а?
Они спускаются к подножию; в шоколадном ручье, бегущем вдоль каньона, плывут островки пепла. Хэнк вытирает руку о фуфайку и достает из кармана пачку сигарет. Он предлагает одну Джо, но тот отказывается, говоря, что на сигареты, как и на кофе, его церковью наложено табу. Хэнк берет сигарету, прикуривает от окурка и бросает его в ручей.
– Джо, – говорит он, – я ничего не знаю о природной бесовской жажде, но, мне кажется, когда человек валит дерево, ему глубоко наплевать, праведное оно или нет. Никто не помчится смотреть, как ты валишь дохлый кедр, даже если от него разит святостью.
Он умолкает, но уязвленным чувствам Джо этого явно недостаточно.
– Но те же самые люди проедут не одну милю, чтобы взглянуть, как будут валить самое высокое дерево в штате. – Хэнк перекладывает огнетушитель в другую руку и, сделав огромный прыжок, перелетает через ручей. – Нет, – отвечает он, начав взбираться на противоположный склон, – дело тут не в праведности, совсем нет, – резюмирует он. – Ну что, доберемся мы до этой лебедки, пока она не рассыпалась?
Джо Бен молча двигается следом. Сначала он испытывает лишь разочарование от того, что столь серьезной теме не было уделено должного внимания, но чем больше он размышляет над сказанным Хэнком, тем большее его охватывает беспокойство – чувство очень близкое к панике, которую он ощутил утром дома, когда увидел, как Хэнк смотрел на лежащего в постели Ли. Некоторое время они молча сражались с неминуемо разрушающимся механизмом, прерывая тишину лишь указаниями и просьбами, обращенными к Энди, который сидел за пультом управления, пока Джо не почувствовал, что больше не может справляться с охватившей его тревогой.
– Нас ждут благодатные дни, – провозглашает он ни с того ни с сего. – Да! – Он делает паузу в ожидании реакции Хэнка. Хэнк склоняется над кабестаном лебедки, словно и не слышал. – Вот увидите! – продолжает Джо. – Еще немного – и мы увидим небо в алмазах. Мы будем…
– Джоби, – тихо замечает Хэнк, прервав работу, но не поднимая головы от жирно чавкающего механизма, – можно, я скажу тебе кое-что? Я устал от всего этого. Устал. И это истинная правда.
– От дождя? От возни с этой развалюхой? Черт, конечно, ты устал! У тебя есть все основания…
– Нет. Ты прекрасно понимаешь, что я говорю не о дожде и не о починке. Дьявол, у нас всегда идут дожди и вечно что-нибудь ломается…
Джо Бен вдруг чувствует, как у него внутри срывается с места какое-то маленькое существо – сначала оно движется медленно, потом все быстрее и быстрее. «Как, как ты можешь устать?» – недоумевает он. Будто ящерица или землеройка носится по кругу в ожидании, что еще скажет Хэнк.
– Просто с меня довольно, – добавляет Хэнк. Теперь он поднимает голову и смотрит на черные пересечения приводов и тросов лебедки. – Сыт по горло. Всю жизнь видеть, как перед тобой захлопываются двери, словно ты какое-то привидение. По-настоящему устал, понимаешь?
– Конечно, – отвечает Джо, весь сжавшись и стараясь не спешить, – но…
– Я устал от этих звонков и бесконечных заявлений о том, что я надменный выскочка.
– Конечно, но… – Его мутит от слов Хэнка почти так же, как от эфира, когда он выходил из наркоза, после того как ему зашили лицо. – …Ну конечно, человек устает… – Он вздрагивает: «Как он может?» – Но, знаешь… – Он умолкает, и, когда оба понимают, что Джо больше нечего сказать, они возвращаются к кабестану.
Следующий раз Хэнк отрывается от работы, разодрав себе палец. Скорчившись, он смотрит, как на измазанном суставе проступает кровь. (Весь день там…) Он оглядывается в поисках тряпки и вспоминает, что все они в машине, где спит Ли (он провел там весь день. Я не могу заставить его работать. Это не так просто, как увезти его из дома), сжимает кулак и вдавливает его в серо-синюю глину, вывороченную трактором. (Потому что наступит день…)
Пока Энди подключал освещение, сумерки быстро сгущались. (Я не могу все время трястись над ним…) Абрис лебедки приобрел зловещий и угрожающий оттенок. Стальные ребра крана упирались в набрякшее небо, а стрела в грязных сумерках напоминала какое-то доисторическое животное. Неподвижно застывший в грязи трактор с хищной терпеливостью наблюдал за их работой.
220 
