82 
Леонидов сжал руками виски:
— Так, похоже, что он от свидетельницы поспешил избавиться. Значит, интуиция меня не подвела, а, Павел Николаевич?
— Теперь надо срочно найти того парня. Ты сейчас езжай к матери девушки, привези ее на опознание и постарайся детально выспросить все о вчерашнем дне и о приятеле Лилии, Беликове этом. Надо всех на уши поставить, но отыскать его сегодня же.
На служебной машине Леонидов поехал к Лидии Евгеньевне Мильто. В стекло полосовал косой, по-осеннему нудный дождь, деревья от воды линяли, как бездомные собаки, мутная зелень на глазах покрывалась желтыми трещинами. Настроение у Алексея было под стать погоде: он думал о том, что в морге в это время лежит мертвое тело молодой красивой девушки двадцати трех лет и именно ему придется сообщить родителям о том, что в семью пришло горе. Теперь ни для кого уже не имело значения, была убитая плохой или хорошей, доброй или злой, она просто не заслужила того, чтобы умереть так рано. И Леонидов чувствовал свою вину в том, что не нашел преступника раньше и не смог повлиять на ход событий.
Фрунзенская набережная мокла под сентябрьским дождем остроконечными крышами сталинских построек. Машина остановилась в тихом дворике, тщательно ухоженном и подметенном. Пятнадцатиэтажный старый дом, погруженный в сладкую дремоту, равнодушно взирал на мир стеклянными глазами окон.
Старый лифт в железной сетчатой клетке поднял Леонидова на десятый этаж. Несколько минут он переминался с ноги на ногу возле солидной коричневой двери, не решаясь позвонить. Наконец, отважившись провести злосчастную черту между «до» и «после», тронул звонок.
Дверь открыла худая женщина пятидесяти с лишним лет, пытающаяся сохранить русый цвет волос с помощью краски. Ее лицо, казалось, медленно засыхало вместе с въевшимся в него выражением вечного недовольства и брезгливости.
— Лидия Евгеньевна? Здравствуйте. Мы с вами несколько раз общались по телефону, вот, пришлось свидеться. — Леонидов замялся.
— Я же просила меня больше не беспокоить.
— У меня плохие новости. Пройдемте в комнату, вам лучше присесть.
— А что, собственно, случилось? Если вы арестовали эту мерзавку, я и пальцем не пошевельну, чтобы ей помочь. Я уважаемый человек, заслуженный работник…
— Она умерла, Лидия Евгеньевна. Железная леди, казалось, не поняла:
— Какая чушь. Как это умерла?
— Ее убили вчера вечером. Вы должны проехать со мной, и опознать тело. — Алексей еще не понимал, испытывает ли он жалость к этой женщине или только брезгливое удивление. Но, кажется, до нее дошел наконец смысл сказанного: она как-то сразу сжалась и коснулась рукой стены, проверяя реальность происходящего через ее осязание.
— Что, мне куда-то ехать?
— Оденьтесь, пожалуйста, машина внизу, я вас подожду.
Лидия Евгеньевна молча натянула прямо на халат шерстяной мохеровый свитер, набросила плащ. Больше она ничего не говорила и ни о чем не спрашивала, в машине молча смотрела перед собой сухими глазами. Пока мать не увидит своего ребенка мертвым, она ни за что не поверит в то, что его уже нет в живых.
В холодном, отвратительно пахнущем морге, взглянув на застывшее лицо дочери, Лидия Евгеньевна сказала только:
— Да, это Лиля, — и так же молча, без слез осела на руки Леонидова.
Смерть примирила враждующих мать и дочь, все оборонительные рубежи, которые они друг против друга выстроили, разом потеряли смысл, остались только один на один: холодное тело и женщина, которой придется похоронить своего ребенка.
Немного придя в себя, Алексей попытался поговорить с патологоанатомом. Он подтвердил время смерти, ее причину. Преступник задушил жертву, судя по всему не подозревавшую нападения, руками в перчатках. Под обломанными ногтями девушки ясно виднелись частички соскобленной кожи, видимо, она отчаянно пыталась разжать сжимавшие горло руки. Следов полового контакта обнаружено не было, хотя нападавшим, судя по отпечаткам на шее, был крупный мужчина значительной физической силы. Более подробно на все возникшие вопросы могло ответить вскрытие и тщательная экспертиза.
Всю обратную дорогу Лидия Евгеньевна прорыдала, уткнувшись в ворот своего пушистого, промокшего от дождя свитера. Леонидов немного успокоился, он знал, что слезы — это уже реакция на шок, хуже, когда человек застывает в своем горе и на происходящее не реагирует. Когда они приехали, Алексей помог женщине подняться в квартиру. Там по-прежнему стояла тишина. В этой квартире всегда тщательно заворачивали краны, заклеивали на зиму окна и экономили электроэнергию. Глядя на отполированную мебель и вещи, лежащие на отведенных им постоянных местах, Леонидов понял причину активного протеста выросшей здесь девушки. Из года в год придерживаясь подобных правил, нельзя было не захотеть хоть раз внести хаос в этот запланированный мирок, бросить ему в лицо не принятые здесь слова и как следует тряхануть, чтобы вылезло все тщательно прибранное и запрятанное.
82 
