102 
Между собой отараканившиеся герои «Низшего пилотажа» объясняются каким-то тусклым матом, именно тусклым и вязким и поэтому сильно отличающимся от тех звонких языковых изысков, которые украшают произведения наших авторов, чуждых «искусственного рая», например Юза Алешковского. Может быть, именно этот, ничем уж не облагороженный мат, а может, обилие довольно брутальных сексуальных сцен и послужили причиной того, что один из крупнейших московских книжных магазинов «Библио-Глобус» вернул выпустившему книжку издательству Ad Marginern все поступившие экземпляры «Низшего пилотажа». И это несмотря на то, что осторожные издатели попытались обезопаситься, закатав книгу в полиэтилен и снабдив надписью, что детям до восемнадцати лет читать ее не рекомендуется. Но товароведам «Библио-Глобуса», очевидно, больше восемнадцати – одна из них «Пилотаж» прочитала и не только распорядилась изъять его из продажи, но и позвонила главному редактору Ad Marginern Александру Иванову, чтобы выразить свое изумление и возмущение по поводу того, что это уважаемое издание издает «такое».
В магазинах, где работают менее чувствительные товароведы, «Низший пилотаж» идет совсем неплохо. Например, в книжном магазине клуба «Проект О.Г.И» это чуть ли не самое продаваемое издание. Основной покупатель, ясное дело, – падкая на всякую экстремальность молодежь. Но напрасно эта молодежь будет искать в этом повествовании столь необходимых юному сердцу созвучий дню сегодняшнему – «Низший пилотаж» произведение целиком и полностью ностальгическое. Не потому, что оно описывает ставший уже далеким прошлым период с середины восьмидесятых, когда эфедрин стали продавать по рецептам, до начала девяностых, когда его перестали продавать вообще, а потому, что винтовая наркомания безошибочно предстает в нем экстремальным видом «внутренней эмиграции», абсолютно пассивным, но и абсолютно законченным видом протеста против советской действительности. Торчок Родедорм, указавший рассказчику «Великий Джефой путь», то бишь посадивший его на иглу, так прямо это и формулирует. Постараемся привести цитату в допустимом для периодического издания виде: «…используй свой шанс, чтобы изменить себя, стать выше (…) толпы (…) урелов, не знающих кайфа вмазки. Ты будешь выше (…) совков, ты будешь ссать им на лысины, пролетая над их безмозглыми башками… Ты будешь свободен от условностей и (…) комплексов, которыми напичкал тебя красножопый совок, который только и стоит того, чтобы засандалить ему … чтоб разорвать его (…) кишки и чтоб издох он в страшных муках…»
Проклятия Родедорма оказались услышаны, и совок вскоре кончился, но с ним кончилась и продажа эфедрина в аптеках, а с нею и сам Родедорм, оказавшийся в каком-то смысле плотью от плоти столь ненавидимого им совка. И теперь его могила вместе с могилами его собратьев по кайфу украшает собой «улицу мертвых наркоманов», по которой в конце книжки совершает сентиментальное путешествие рассказчик, попивая совсем уж цивильную «Балтику».
Если взглянуть на «Низший пилотаж» более отвлеченно – просто как на некую книжку в ряду литературы о наркотиках, то она сразу займет свое уютное местечко среди весьма прославленных соседей. Ее уже сравнивают с классической «Исповедью англичанина, употребляющего опиум» Томаса Де Квинси, а там недалеко и до «Поэмы о гашише» Шарля Бодлера, «Опиума» Жана Кокто и куда более очевидных в данной ситуации «Джанки» Уильяма Берроуза и «Трэйнспоттинга» Ирвина Велша. Не будем брать на себя неблагодарную задачу сравнения литературных достоинств творения Баяна Ширянова и этих произведений, которые автор «Низшего пилотажа» скорее всего даже и не читал. Но у его книжки есть хотя бы одно, но немаловажное отличие от них – полное отсутствие искусственности, предельная, чуть ли не патологическая откровенность. Возможно, это откровенность графомана, который душу готов вывернуть наизнанку, лишь бы буквы продолжали сбегать на бумагу. Но какая разница, если это работает, заставляя читателя глотать и бесконечные повторы рассказов об «ушедших венах» и «центряках», и долгие, занудные описания приготовления «мульки» по разным рецептам.
И если винтовые наркоманы стоят прилюдного отпевания, то Кирилл Воробьев, переименовавший себя в честь непременного атрибута их жизни – шприца, отпел их так, как они бы хотели: без всяких там (…) и (…).
Ширянов Б. Низший пилотаж. – М.: Ad Marginem, 2001. – 238 с.
102 
