3 
– Тургеневская барышня, – сердито проворчал он и открыл глаза. – Предчувствия у него! Дегенерат…
Не включая свет, он сел на кровати и нашарил ногами тапочки, а рукой – лежавшую на тумбочке рядом с будильником пачку сигарет. «Дегенерат», – мысленно повторил он, чиркая колесиком зажигалки и погружая кончик сигареты в оранжевый язык пахнущего бензином пламени. Курить натощак – это была, конечно же, смертельно вредная привычка, но к тому, чтобы вот так, в одночасье, без всякого перехода, начать здоровый образ жизни, Юрий не был готов. Да и зачем это нужно – вести здоровый образ жизни, – он как-то не очень понимал. Чтобы жить до ста лет? Господи, да кому это надо?!
Пепельницы возле кровати не было, да и быть не могло. К этой маленькой хитрости Юрий начал прибегать около двух месяцев назад. Это был один из многочисленных способов заставить себя утром подняться и начать новый, ничем не заполненный день. В самом деле, когда просыпаешься и видишь прямо у себя под носом сигареты, невозможно не закурить, а стряхивать пепел прямо на пол – свинство. Вот и приходится вставать и брести на кухню за пепельницей – а куда денешься?..
Прихватив сигареты и зажигалку, Юрий вышел на кухню. За окном стало еще чуточку светлее, и он подумал, что дело движется к весне – вон в какую рань светает. Он подошел к окну, отыскал на заставленном всякой всячиной подоконнике пепельницу в виде синей фарфоровой рыбы, сбил туда пепел и стал смотреть в окно, время от времени делая неторопливую затяжку.
За окном расстилался все тот же знакомый с малолетства старый двор, расчерченный дорожками из треснувших, утонувших в земле бетонных плит, утыканный перекладинами для выбивания ковров, перекрещенный веревками, на которых хозяйки по старинке сушили белье, заросший старой корявой сиренью и высокими деревьями, поднявшимися из памятных Юрию тоненьких прутиков. Прихваченные ночным морозцем лужи тускло поблескивали среди грязных наледей, с крыш соседних домов и стоявших в глубине двора железных гаражей свисали, подстерегая невезучего прохожего, разнокалиберные клыки сосулек. Юрий ожидал увидеть на востоке, над крышами хрущевских пятиэтажек, чуть зеленоватое зарево занимающегося восхода, но было еще слишком рано, и небо оставалось равномерно серым по всему горизонту.
Странное ощущение бодрости, даже свежести какой-то, переполнявшее каждую клеточку его тела, все никак не проходило. Гадая, к чему бы это, Юрий поставил на газ чайник и, пока суд да дело, выкурил еще одну сигарету. Чайник тоненько засвистел, Юрий снял его с плиты и перелил кипяток в пузатый заварочный чайник – старенький, с отбитым носиком, оставшийся от мамы.
Попив чаю и совершив утренний туалет, он оделся, положил в карман сигареты и, уже натягивая ботинки, подумал, куда, собственно, его несет. Никаких дел на улице у него не было, а с другой стороны, что еще оставалось делать? Не водку же перед телевизором глушить в шесть утра!
Во дворе ему перебежал дорогу лохматый рыжий кобель. Хвост у него был пушистый, загнутый, как положено, бубликом, острые уши смешно торчали в стороны, костлявый от недоедания зад казался упитанным благодаря густой длинной шерсти, образовавшей что-то наподобие толстых меховых штанов. Словом, личность была знакомая, встречались они едва ли не каждый день, и Юрий счел своим долгом вежливо поздороваться.
– Привет, бродяга, – сказал он. – Кто рано встает, тому Бог подает, так?
Кобель, не останавливаясь, окинул его равнодушным взглядом и потрусил дальше – ему было недосуг беседовать с первым встречным, тем более что в руках у этого встречного не усматривалось ничего съедобного.
– Собака меркантильная, – обозвал его Юрий, но кобель даже не подумал обернуться.
Свет горел уже почти во всех окнах, да и на улице было отнюдь не пустынно – люди спешили на работу.
Москва просыпается рано, намного раньше, чем провинциальные городки, где можно встать в семь утра, не спеша позавтракать в кругу семьи и в восемь уже быть на своем рабочем месте. Выйдя из лабиринта дворов на улицу, Юрий оказался в плотном людском потоке, который двигался в направлении метро. Лица у всех были деловитые, хмурые, а порой и ожесточенные, готовые к неизбежной давке в общественном транспорте – одним словом, утренние. Глядя на эти лица, неторопливо вышагивающий Юрий ощущал привычную неловкость: спешить ему было некуда, а что до общественного транспорта, то его услугами он перестал пользоваться уже давным-давно, предпочитая передвигаться если не пешком, то в автомобиле. Поэтому, не дойдя двух кварталов до станции метро, он свернул в боковую улицу и вскоре уже шел мимо чугунной ограды, за которой чернели голые деревья парка.
3 
