100 
– Теперь пришел наш день, йаум аз-зулла.
– Ты знаешь по-арабски?
– Я знаю Коран. Там написано о дне покрова, о каре, которая настигнет неверных. Они смеялись и предлагали Шуайбу вызвать обещанную кару.
«Давай, спусти на нас кусок неба», – говорили они. И тут пришло повеление Аллаха, все было кончено в один миг.
– Мохаммед расул Аллах, – водитель оторвал обе руки от руля и провел ладонями по лицу сверху вниз.
Он не спешил, движение получилось плавным и торжественным. Но даже на этом участке шоссе, где стало больше выбоин, машина не уклонилась от курса, как бы подтверждая силу божественного слова.
– Думаешь, их просветили, что за отдых будет на Черном море? Они бы скорей согласились сесть в тюрьму, чем туда поехать. Какой-нибудь начальник в ФСБ сказал, что они все герои и заслужили отдых. Выписали всем материальную помощь, оплатили два номера в гостинице среднего пошиба.
– Фантазия у тебя, – усмехнувшись, покачал головой пассажир на переднем сиденье.
– Жалко, они добраться не успеют. Я бы тебе доказал.
– Я думал, урод у них самый отмороженный.
А он, шакал, печень бережет, сто лет еще прожить надеется.
Время от времени собеседники вставляли в разговор русские выражения. Вот и теперь слова «фантазия» и «отмороженный» запросто вплелись в гортанную речь.
– Потом сравним их печени – его и кладовщика, – продолжил пассажир.
– Никого нам не оставят, не надейся. Всех повезут на Верховную Шуру, чтобы знамя доблести эмира вознеслось еще выше.
Разговор вполне отражал удивительное свойство восточной речи мгновенно переходить от тона трезвого и даже циничного к выражениям цветистым и выспренным. В наушниках у «слухача» звучало совсем другое…
– Прогноз погоды слушал? Сколько там градусов? – спросил Тарасов.
– Двадцать два, – ответил Витек.
– Слабовато. Водичка уже не парное молоко.
– Чепуха, – послышался голос сержанта спецназа. – Она сейчас теплее воздуха. Воздух быстро греется и быстро остывает. А море – оно, блин.., у него инерции больше. Весной раскочегарить тяжело, зато в бархатный сезон температура дольше держится.
Тарасов рыгнул в знак того, что снимает все вопросы.
– На бабки, конечно, поскупились, – пробормотал Бубнов после долгой паузы. – Или на выпивку хватит или на девочек.
– Если хватит на выпивку, девки сами прибегут.
– Тоже верно.
Говорили вяло, с ленцой, растягивали слова, как это бывает, когда хмельное возбуждение переходит в сонливость.
– Постучи там Николаичу: долго еще?
– Будет он тебе останавливать и вылезать с объяснениями. Стукнет тоже в ответ – понимай как хочешь.
– Вот жлоб: постучать жалко. Если б я у той стенки сидел, я бы к тебе не обращался.
Все кроме Семена снова собрались вместе. Вот Жора Бубнов с красноватыми белками вытаращенных глаз, вот рябой Леша Самойленко поправляет свой черный платок. Ильяс сидит на отшибе, шевелит ноздрями, как породистый кабардинский скакун. Майор Воскобойников о чем-то задумался, вперившись в пустоту. Витек нервничает и шмыгает курносым носом в ожидании высадки в аэропорту.
Голоса оживляли тесное пространство, заполняли кузов фургончика, где Сиверов сидел в одиночестве, держа на коленях два короткоствольных автомата. Ему не нужно было даже закрывать глаза, чтобы различить тех, с кем он прожил бок о бок последний месяц.
Магнитофонная запись продолжала звучать:
– Я одно не пойму, как они нам пушки оставили, – удивлялся Бубен. – Не боятся, что кто-нибудь возьмет и отмочит на курорте номер?
– Чего им бояться? Если до сих пор не отмочили, значит и теперь голова на плечах останется, – уверенно заявил Самойленко.
– А я считаю, при посадке отберут, – нервно высказался Витек. – В салон не дадут пронести.
Это Сиверов потребовал «оставить» команде по крайней мере пистолеты. Фээсбэшники хотели записать на пленку пару фраз о том, что изгои остались безоружными. «Перебор, – стал спорить Глеб. – Нельзя слишком облегчать противнику задачу, это вызовет недоверие». И настоял на своем.
– Это ж тебе не аэробус – махонький «ЯК», – ответил спецназовец. – Может, там никого кроме нас и не будет в салоне.
– С пересадкой, значит, полетим. Возят, блин, как прокаженных. Может, и там, на море, отгородят загон железной сеткой и скажут: вот вам, резвитесь.
Люди из технической службы работали по двадцать четыре часа в сутки, чтобы выверить тембры, интонации. По идее, боевики не должны были хорошо различать голоса, но в группу захвата мог напроситься кто-то с личным счетом к тому же Бубнову или Ильясу. Человек, который вел со складчиком переговоры о продаже фугасов, или «воин Аллаха» из отряда убитого Ризвана.
100 
