очень нудно 
80 
– Никто меня не изблевал, не надо нас равнять. И в ВВС я еще вернусь, запомни.
– Теперь понятно, какого хрена ты бережешь свою нравственную непорочность. Можешь не стараться, целка уже порвана.
Сиверов кожей ощущал, как накаляется обстановка. Психоз – штука заразительная. Тарасов заражал остальных, заставлял их раскачивать ситуацию вместо того, чтобы обмануть замкомполка безразличием.
– Сознательные? Будете честным трудом бабки зарабатывать? Попробуйте, желаю удачи. А мне все равно билет в рай не светит, – поднявшись на ноги, Тарасов рывком поднял пленника.
– Сядь, шакал. Никто тебе не разрешал уйти, – Ильяс побледнел, его ноздри вздрагивали.
– Угомонитесь вы в самом деле, – Сиверов приобнял за плечи молодого ингуша. – Прекратите пустой базар.
«Только горячего джигита здесь не хватало», – подумал он, следя за пистолетом в руке Тарасова.
Глебово спокойствие, однако, еще больше раздражало замкомполка.
– Грамотный ты наш. Где научился зубы заговаривать?
Шаг за шагом он пятился назад, оттаскивая Костромина, чьих глаз уже не было видно за мутными стеклами – только второй подбородок мелко подрагивал.
– Где рябой? – внезапный визг Тарасова прозвучал как скрежет ножа по стеклу.
Все непроизвольно оглянулись на место, где только что сидел спецназовец. Никто, даже Сиверов, не заметил, когда и куда исчез Самойленко.
Наверняка собрался напасть на Тарасова сзади – оглушить, обезоружить.
Замкомполка вовремя заметил недостающее в тесном кругу звено. Еще секунда – и звено может материализоваться снова, причем достаточно ощутимо для Тарасова. Левой рукой ухватив пленника за шею, человек с прилипшими ко лбу бесцветными волосами резко сдвинулся вбок, оглянулся назад и вверх.
– Шалишь, Леха. Рэмбо драный. Ты хоть десять черных косынок повяжи, а меня не возьмешь, обожжешься.
Покорный и вялый пленник неожиданно рванулся, едва не выскользнул из цепкий объятий.
– Ах ты, сука!
Замкомполка побоялся ударить рукоятью «ТТ» – это означало отвести от Костромина дуло, отвести угрозу. И подставить под угрозу самого себя. Ткнул изо всех сил дулом в глаз, но чуть промазал – иначе выбил бы, сделав заложника инвалидом. Попал в бровь, правда, Костромин все равно охнул и побледнел как полотно. От болевого шока он мгновенно поплыл, ноги подкосились.
Пистолет был на взводе и палец лежал на спусковом крючке. Только чудом обошлось без выстрела. Пока обошлось.
– Не шевелиться, уроды! – на губах Тарасова проступила пена. – Не дышать!
Послышался мягкий гул очередного погрузчика, скоро он окажется совсем близко.
Начало припадка стало уже несомненным. Лицо с прилипшими ко лбу волосами будто расползалось по швам, но глаза продолжали с маниакальной дотошностью въедаться в бывших сотоварищей – казалось, от них действительно ничто не ускользнет.
Все замерли: белобрысый вихор на макушке Витька встал торчком, интеллигентное лицо майора ВВС дышало негодованием, гордый профиль ингуша – ненавистью. Только жутковатая маска Ди Каприо по-прежнему ничего не выражала.
Вдруг Тарасов отшатнулся, выронил пистолет и стал не правдоподобно медленно валиться набок. Тут же сверху, с кучи поролоновых подушек, спрыгнула низкорослая фигура в черном платке, жилистая рука резко дернула на себя пленника.
Народ, как по команде, бросился вперед. Никто не понял сразу, что случилось, – кто попал в Тарасова и не успел ли сам безумец выстрелить в пленника? Вроде бы не успел – мужик вовсю шевелится, ищет упавшие в суматохе очки.
Зато замкомполка не дышал. Круглое отверстие повыше виска толчками выплевывало кровь.
– Ты его так лихо? – спросил у спецназовца Воскобойников.
– Разуй глаза, смотри, что у меня в руках, – Самойленко продемонстрировал видавший виды «калаш».
– В н-натуре, – ежась пробормотал Витек. – В-выстрела же не было… То есть слышно не было.
Все обернулись к Глебу – что у него в руках?
Ничего, пусто.
Только Самойленко и Ди Каприо понимали, из какого оружия был застрелен Тарасов, но показывать свою осведомленность не спешили.
Заложнику дали минеральной воды из бутылки.
Первым глотком он поперхнулся. Потом, откашлявшись и отфыркавшись, выпил все до дна.
– Еще?
– Нет, спасибо.
– Учись, студент, – бросил Самойленко Витьку. – Человек с того света выскочил и все равно не забывает про вежливость.
80 
