40 
– Давай, переводи, – приказал Усатый своему помощнику, и тот перевел стрелку назад.
Сидор не приближался к военным, стоявшим с другой стороны железной дороги, продолжая все так же крепко сжимать карабин в ожидании подвоха. Прошло пять минут, появился товарняк и, грохоча вагонами, помчался на запад, обдав двух военных и Сидора Щербакова леденящим ветром, запахом свежеспиленного леса, погруженного на платформы.
Еще подрагивал воздух, еще крутилась снежная пыль. Сидор Щербаков поднял ствол карабина и сам удивился тому, как громко и зычно крикнул:
– Ваши документы!
– Да ты что, охрснел, козел? Какие документы? Ты что, не видишь, мы люди военные.
– А мое дело маленькое. Показывайте документы, или буду стрелять!
– Я тебе покажу документы! – Усатый с автоматом в руках шагнул на железнодорожную колею.
Хрупкое равновесие установилось в этом странном противостоянии – и военные были готовы нажать на курки автоматов, и стрелочник Щербаков застыл с карабином в руках. Все могло решить одно неосторожное движение, одно слово. Сейчас Сидор побаивался стрелять даже в воздух, ответная автоматная очередь могла прошить его со скоростью швейной машинки.
– Ладно, сейчас я тебе покажу документы. Иди сюда, – вдруг широко улыбнулся Усатый и медленно опустил ствол автомата.
Сидор облегченно вздохнул, но сам опускать карабин не спешил.
«Где же Буран, мать его?.. – подумал стрелочник. – Пес рядом, хозяину спокойнее».
Буран в это время гнался по свежему следу за зайцем. Пес не понимал, что это занятие бессмысленное, что зайца по глубокому снегу ему никогда не настичь. Инстинкт охотника гнал его вперед, и Буран мчался, оскалив пасть, перескакивая через поваленные деревья. Он даже не лаял, а тяжело сипел, измучившись от бесцельной погони. Заяц уходил все дальше и дальше, пока наконец не исчез в густых кустах.
Пес наконец остановился. Он тяжело дышал и был весь в снегу.
И тут до Бурана донеслось эхо выстрела хозяйского карабина. Он узнавал этот звук из тысячи других. Пес мгновенно подтянулся. Его уши дрогнули, прижались к голове, и Буран, развернувшись, забыв об усталости, помчался на звук выстрела.
Пес выбрался из оврага, когда Сидор Щербаков уже стоял в трех шагах от мужчин в камуфляжной форме.
– Вот, на тебе рацию, – сказал Усатый, – поговори с нашим командиром. Он тебе все объяснит. Ты же понимаешь, сам при исполнении, небось? Я человек подневольный, да и он тоже, – кивнул Усатый в сторону напарника, пытающегося на ветру раскурить сигарету. – Нам приказали, мы и выполняем. А зачем и кому это надо, нам не объясняют.
– Вот и хреново, что не объясняют! Приказывают лишь бы что. Чуть поезд под откос не ушел.
– Какой поезд? Что ты, мужик, городишь? – молодой раскурил сигарету, затянулся и попытался улыбнуться стрелочнику доброжелательно, но улыбка получилась вымученной, злой.
У Сидора Щербакова сжалось сердце, а пальцы крепче обхватили ложе карабина.
«Болтают – лишь бы не молчать, зубы заговаривают…» – подумал стрелочник.
Усатый не сводил взгляда с указательного пальца Сидора Щербакова, лежащего на спусковом крючке.
– Да убери ты свой карабин, а то еще пульнешь ненароком, подстрелишь кого-нибудь.
– Не бойся, не пульну, – довольно громко сказал Сидор.
Усатый взглянул на часы, приложил их к уху – не остановились ли на таком морозе. А затем приказал своему напарнику:
– Давай, Николай, переводи стрелку.
– Не тронь стрелку! – грозно выкрикнул Щербаков.
– Переводи, переводи, что ты слушаешь какого-то стрелочника? Полковник приказал, мы должны выполнить.
«Сперва генерал был», – припомнил Сидор.
– Не знаю я вашего полковника и знать не хочу, – стрелочник, не выдержав, оттолкнул молодого военного и встал, прикрывая собой рычаг стрелки.
«Вот влип! Куда же Буран подевался?»
– Отвали, ублюдок! – передернув затвор «Калашникова» и широко расставив ноги, повел стволом из стороны в сторону Николай.
– Не балуйте, мужики, не балуйте, я вас официально предупреждаю.
– Официально, – передразнил Николай.
– Да пошел ты… – Усатый схватил Сидора за плечо и повалил в снег.
Карабин, хоть Щербаков и держал его крепко, отлетел в сторону, воткнувшись стволом в снег. Сидор со спины перевернулся на грудь и потянулся к оружию. Он уже почти коснулся ремня пальцами, и в это время нервы молодого военного не выдержали. Прозвучала короткая очередь. Морозный воздух раскололся от грохота выстрелов Сидор дернулся и замер. На белом снегу проявились пятна крови.
40 
