99 
Чтобы понять основной замысел статьи, зачем она вообще была написана, нужно взглянуть на дату публикации. Это самый пик «оранжевого» безумия на Украине, когда, отрабатывая зарубежные гранты, прозападные интеллектуалы громили в своих СМИ все, что, так или иначе, могло помешать противозаконному захвату власти группировкой Ющенко – Тимошенко. В статье, при помощи большого набора приемов манипуляции (приводить их все долго; читатель это мо- J жет сделать сам) информационный удар наносится по всем: по житеями восточных регионов Украины, в первую очередь однозначно пророссийского Донбасса, по Януковичу, I по символам советской эпохи, по тем, кому омерзительны прозападно-фашистские «тренды» в западноукраинском обществе. И даже по жене кандидата в президенты. Главное, что стремится достичь манипулятор – представить все, так или иначе антизападные, пророссийские силы, как силы тупых, ограниченных, «зверски-недемократичных», отсталых людей. Они стремятся в прошлое, хотят вернуться «в тоталитаризм», не понимают благодати демократии, которая им на головы свалилась. Они, тупые, такого счастья не могут по достоинству оценить, и поэтому они еще более тупые, чем кажутся на первый взгляд. Они такие тупые, что скоро, ВЕРОЯТНО, о них станут рассказывать анекдоты (использование допущений, 10). Таким образом, ВСЕ восточноукраинские сторонники Януковича, объявляются a priori тупыми и нецивилизованными. Проводится четкая параллель: если ты с Восточной Украины и сторонник Януковича – то ты как раз такой дурак-»донбасянин» и есть. «Цивилизация» и «демократия» не для твоего рыла...
Теперь пример из западного источника. Статья «Россия, страна лагерей и тюрем» в немецком издании «Suddeutsche Zeitung», автор Соня Цекри.
«В России преступность уже является частью культуры: каждый четвертый россиянин имеет опыт пребывания в тюрьме, и путь туда короток, почти как нигде в мире. Люди в России, с издевкой говаривал сталинской нарком Николай Ежов, делятся на две категории: на тех, кто уже сидит, и тех, за кем следят и кто тоже сядет. С тех пор прошло 70 лет, палач Ежов уже давно стал жертвой своей собственной паранойи, но путь в тюрьму в России все так же короток, почти как нигде в мире. Свыше 90% всех уголовных дел – будь то кража бутылки водки или курицы – заканчиваются обвинительным приговором. Судьи и прокуроры с их жалкой зарплатой, воспринимающие оправдательный вердикт как ущемление чести своего мундира, выносят более суровые приговоры, чем в любой другой стране Европы. Что касается лишения свободы, то в среднем это 5,2 года. Только в Америке на душу населения приходится больше заключенных, чем в России: каждый 4-й россиянин-мужчина сегодня уже имеет опыт лишения свободы. Как сказал Валерий Абрамкин из Центра содействия реформированию уголОв ного права, «по некоторым данным число таких лиц составляет даже одну треть, однако это уже преувеличение».
«Страна превращает себя в казарму, исправительную колонию под названием Россия» – так писал писатель Анатолий Приставкин, который рассматривал при Ельцине в Комиссии по помилованию дела убийц и насильников.
Переполненные камеры, эпидемии туберкулеза и ВИЧ инфекции, вши, жестокое обращение с заключенными и убийственная лагерная иерархия. Короче говоря, все ужасы российской системы исполнения наказаний являются наследием той традиции наказаний, которая зародилась задолго до большевиков и насчитывала многие поколения еще до того, как врач Антон Чехов с возмущением сообщал о бичевании заключенных на тюремном острове Сахалин. Эта традиция осталась и после исчезновения Советского Союза. За последние три-четыре года кое-что улучшилось, но в тюрьме Льгов на юге России жестокое обращение с заключенными и переполненные камеры стали настолько невыносимы, что сотни заключенных из протеста нанесли себе ножевые ранения и предупредили российскую группу «За права человека» об опасности возрождения «советской системы ГУЛАГ». Возможно, это преувеличение, хотя бы потому, что масштабы экономической эксплуатации стали сегодня более скромными. Но осталось противоречие между численностью заключенных и ненавистью к ним, между вездесущностью лагеря и его игнорированием, приводящее к тому, что жертвы ГУЛАГа даже спустя десятилетия продолжают молчать. И поныне, как говорит Приставкин, неприязнь к заключенным распространяется даже «на тех, кто пытается напоминать о несчастных, сидящих в тюрьмах». Но из культурного подсознания уже невозможно убрать преступный элемент. Более того, лингвист Алексей уже давно видит мир уголовников – современный, престижный и прибыльный – моделью всего общества: «Наши любимые эстрадные артисты поют песни на блатном жаргоне, писатели пишут в таком же стиле целые романы, тысячами выходят фильмы об уголовном мире». Преступный мир просочился в язык – это «блатная феня», блатной жаргон. Не жизнь – тюрьма, тюрьма в голове. Зона уже давно стала стилем жизни, «а мы, честные, правильные обыватели и законопослушные граждане, привыкли видеть себя в роли благородных бандитов, угнетенных жертв и бесстрашных жителей испещренных татуировками трущоб».
99 
