58 
И вот эта самая номенклатура, для которой он, Сталин, сделал все, что было в его силах, стала мечтать о каких-то там «ленинских нормах».
Сколько волка ни корми!..
Он спустил на них своего кровожадного пса Ежова, дав своему «железному наркому» и его подручным вдоволь попить номенклатурной крови. Но ничего не получилось. Ежова тихо отстранили от всех должностей и так же тихо, без лишнего шума, расстреляли. Но всем бросилось в глаза, что ликвидация Ежова была осуществлена с какой-то непонятной мягкостью, совсем не в духе времени.
Можно сказать, с нежностью. Не было ни проклятий в газетах, ни всенародных митингов с требованиями «уничтожить гадину», ни процессов с признаниями, ни стандартных обвинений в стремлении к реставрации капитализма, ни даже обычного сообщения о расстреле. (Об этом стало известно лишь в 1988 году. А в те времена по линии НКВД было распущено два слуха о судьбе Ежова. Первый, что он сошел с ума, и сидит на цепи в сумасшедшем доме; и второй, что он повесился, нацепив на грудь табличку «Я — говно». Оба слуха замечательны, если вдуматься).
Более того, не было никаких, даже самых элементарных, репрессий в отношении родственников самого Ежова, что весьма странно, если сравнить с существовавшей практикой, когда, скажем, у маршала Тухачевского были арестованы и погибли не только все родственники, но даже и любовницы. Что же касается родственников Ежова, то они преспокойно продолжали жить в Москве, а родной брат «железного наркома» еще после войны занимал номенклатурный пост замминистра просвещения РСФСР. Если сам Ежов был устранен столь деликатно, то его подручные не только никак не пострадали, но и круто пошли в гору.
Заместитель Ежова Шкирятов сразу после падения своего шефа был избран в члены ЦК и занял важнейший номенклатурный пост председателя Комиссии партийного контроля при ЦК. Был осыпан почестями и знаменитый Вышинский, став членом ЦК, заместителем председателя Совнаркома СССР и министром иностранных дел СССР, а также академиком.[24]
И уж говорить нечего о том, что уцелели такие деятели эпохи кровавого безумия, как Молотов, Жданов, Каганович и многие другие. Это была безусловная победа, но не полная и не окончательная. Страна находилась в состоянии глубокого экономического и политического кризиса. Перебои в снабжении и километровые очереди наблюдались даже в Москве. Промышленность, работающая только на войну, была как бы исключена из государственной экономики, подобно змее, закусившей собственный хвост. Рабский труд на всех уровнях, от проектирования ракет до добычи золота, оказался, к великому удивлению возомнивших себя экономистами партийных идеологов, совершенно нерентабельным, ежемесячно расширяя бездонную пропасть платежного дефицита.
Пропасть, в которую готова была рухнуть вся, стянутая колючей проволокой сталинская империя. И помимо всего прочего, даже стороннему наблюдателю было очевидно, что вождь и его номенклатура устали друг от друга.
Но если Сталин был не в силах уничтожить номенклатуру, в чем он совсем недавно мог убедиться, то номенклатура, зализав рапы, нанесенные ежовщиной, вполне могла предпринять новую попытку замены вождя, и на этот раз успешную.
Тонкий слой гранитной облицовки вокруг монументально-величественного фасада возведенного на могиле Российской империи сталинского здания стал осыпаться, обнажая готовую вот-вот рассыпаться неровную кирпичную кладку, скрепленную вместо цементного раствора засохшей человеческой кровью. Нужно было искать выход. Памятуя о ленинской методике, который в периоды политических кризисов сплачивал вокруг себя сообщников, поднимая и вдохновляя их на какой-нибудь новый разбой, Сталин разработал беспроигрышный, как ему казалось, план поэтапного всеевропейского, а затем всемирного кризиса с использованием в качестве «ледокола» своей политики эмоционального и не в меру агрессивного.
Адольфа Гитлера. У сталинского окружения захватило дух от открывающихся перспектив.
Истощение и самоуничтожение крупных европейских держав, завязавшихся в тугой узел старых обид и непримиримых противоречий, открывал дорогу сталинской армии в обессиленную и беззащитную Европу, давая возможность подтвердить пророчество Ленина о неизбежности войн в эпоху империализма и осуществить «всемирную пролетарскую», наиболее быстрым и эффектным методом военного вторжения. И без всякого марксистско-ленинского маразма.
58 
