3

• Сижу за решеткой в темнице сырой,
• Вскормленный в неволе орел молодой...

Эти строфы липкой лентой наматывались на сознание. Налипали на мысли, раздражали нервы... Впрочем, Ролана сейчас раздражало все.

Сколько раз по лезвию бритвы ходил. И ничего. А тут какой-то лох, к которому он даже не прикасался. Машина в угоне. Пистолет, из которого не стрелял... Разбой с отягчающими, до пятнадцати лет...

Может, это возмездие за те преступления, который он совершил по воле обстоятельств?.. Или даже по своей воле...

Третий день находился он в камере изолятора. Маленькое, сырое и темное помещение, воздух в которое поступал через крохотное оконце под потолком. Его даже зарешечивать было необязательно, настолько оно было крохотным. Половину помещения занимали нары – стеллажи, насмех сколоченные из досок. Вшивый матрац, подушка с клещами, несгибающееся одеяло. Белье не положено. В углу сортир – ржавая чаша «генуя» с неисправным бачком. Противный визг воды первое время действовал на нервы. Но со временем Ролан перестал обращать на него внимание.

Кормили плохо. Пустая похлебка с привкусом солидола, каша из каких-то пластмассовых зерен, хлеб, который невозможно было разжевать. Чай – одно название.

Кроме него, в камере никого не было. Поначалу это даже радовало. А со временем стало тяготить. Угнетенный мрачными думами, Ролан нуждался в собеседнике: хотелось выговориться.

Особенно угнетала полная изоляция от внешнего мира. Ролану не разрешали пользоваться телефоном. Хотя вроде бы он имел право на один телефонный звонок. Ему нужно было поговорить с Авророй, узнать, все ли с ней в порядке, предупредить об угрозе со стороны Волока. Должен был поговорить с ней, но не смог. И находился в полной неизвестности. А ведь Волок мог похитить ее в любой момент, надругаться над ней...

Волок представлял большую угрозу для его безопасности. Но Ролана совсем не успокаивало, что бандит не знает, где он находится. Волок был хозяином Красноармейского района, а здесь Пролетарский. Некому было поставить его в известность о том, что Ролан Тихонов находится в КПЗ Пролетарского РОВД. Уж лучше бы поставили его в известность. Уж лучше бы он связался с Роланом. Хоть какая-то возможность узнать, как обстоят дела с Авророй...

Со стороны двери что-то лязгнуло. Ролан решил, что открывается «кормушка». Хотя вроде бы рано подавать пищу, но все возможно. Но нет, открылась дверь. И уперлась в железный штырь, намертво вмурованный в пол. Дверь открылась настолько, чтобы пропустить только одного человека.

И этот человек появился в камере. Мужик лет сорока. Рослый, сутулый. Кривые ноги, длинные и ухватистые, как у обезьяны, руки. Бритая голова, большой острый нос, круто возвышающийся над ним лоб. Узкие глаза, пристальный взгляд. Засаленные джинсы, старый растянутый свитер с высоким воротом. Свернутый матрац.

– Ну здоров... – сиплым прокуренным голосом начал он. – Не знаю, браток ты мне или так себе...

Не самое приятное начало разговора. Ролан промолчал. Пусть этот тип сам решает, браток он ему или нет.

Мужик бросил матрац на свободную половину нар. Но раскатывать не торопился. Пропихнул его в глубь к стене. Разулся. С ногами забрался на полати. Сел, облокотившись спиной на сверток. Как в кресле устроился.

Ролан невольно покривился. Носки воняли так, что в самую пору санэпидемстанцию для дезинфекции вызывать.

– А ты че нос морщишь? – оскалил желтые зубы мужик. – Запашок не нравится, да?.. Ты, паря, по какому разу на кич зачалился?

  31