130 
Басалаго это надоело, и он встал:
— Ах, ваше превосходительство, все в истории относительно. Пройдет еще сотня лет, и люди будут говорить так: осторожнее, вот на этом стульчике сиживал когда-то лейтенант Басалаго…
Звегинцев отвесил изящный поклон:
— Прошу прощения, но я так и не удосужился спросить вас о том, что стоит за вами…
— Управляющий делами Мурманского Совета депутатов рабочих, солдат и матросов! — представился Басалаго.
— Позвольте, позвольте… — вдруг побледнел Звегинцев. — В какую историю вы меня втягиваете, лейтенант?
— В историю, вершащую судьбу России! Мне, видимо, сразу надо было начинать с этого: вам, генерал, предлагается поступить на советскую службу. И впредь вы так и обязаны говорить, ежели спросят… Извините, но я вынужден покинуть вас: меня ожидает прием у зубного врача.
— Я могу предложить вам чудесные капли!
— Благодарю. Но мне надобно сменить пломбы…
* * *
Через некоторое время Басалаго уже сидел в зубном кресле напротив промерзлого окна, под которым лежали мокрые тряпки, собиравшие талую сырость с подоконника. Было холодно в кабинете. Наконец дантист появился и сразу ослепил Басалаго блеском зеркала, укрепленного над креслом так, что лейтенант не мог поначалу разглядеть лицо врача.
— Откройте рот… на что жалуетесь?
— Мне нужно сменить пломбы.
— Вот как! Кто вам это сказал?
— Мне сказали об этом в Вологде.
— Какие?
— Четыре слева.
— А что будет справа?
— Справа — Архангельск…
Яркий свет сразу погас, и доктор сказал:
— Нет ли у вас чего покурить?.. О, какая роскошь! — восхитился дантист при виде раскрытого портсигара. — Откуда?
— Египетские, из Каира. Прошу, забирайте все. У нас на Мурмане этого добра хватает. На союзников пока не обижаемся.
Сидя напротив Басалаго и загораживая заиндевелое окно, дантист долго курил молча. Накурился и сказал:
— Итак… начнем?
— Да. Необходимо пропустить через ваши «комитеты спасения» наших людей.
— Кто эти ваши люди?
— Офицеры… вас это не испугает?
— Отчего же? А цель?
— Они нужны там… на севере.
— Канала три, — ответил дантист.
— Знаю. Все три должны работать. Чтобы офицер, в одиночку Или в группе своих товарищей, знал, куда ехать, где переночевать, Где пересадка, где он будет накормлен. Вооружен.
Дантист спросил:
— Вам известно, что скоро два отряда ВЧК выедут на Мурман?
— Нет. Впервые слышу.
— Оно так. Командирами этих отрядов пошлют двух видных большевиков — Комлева и Спиридонова, причем Комлев едет прямо к вам — в Мурманск. Вам предстоит потесниться.
— Мы их примем, — сказал Басалаго, — хотя это соседство и невеселое. Но раздражать Совнарком мы не станем… примем!
Дантист что-то прикинул в уме.
— Вам надо видеть Томсона, — произнес уверенно.
— Как я могу это сделать?
— Томсон! — позвал врач, и дверь открылась.
Из соседней комнаты (откуда до этого не доносилось ни единого шороха) вышел джентльмен, уже с брюшком, низенького роста, лысый, в хорошо пошитом костюме, при часах и жилетке.
— Томсон, — сказал он с порога, представляясь.
Басалаго пулей вылетел из страшного кресла.
— К чему этот маскарад? Георгий Ермолаевич, я узнал вас!
Это был кавторанг Георгий Ермолаевич Чаплин.
— Видите? — сказал он, доставая паспорт. — Английский… Спасибо королю. А что делать? Лучше уж быть живым англичанином Томсоном, нежели убитым русским Чаплиным… Итак, лейтенант, условимся: до победы над большевизмом я остаюсь Томсоном!
Басалаго поговорил с «Томсоном» минуты две и понял, что с этого человека и надо было начинать все визиты. Здесь уже была организация, ладно скроенная на манер треугольника. Остриями этого треугольника являлись: Петроград — Вологда — Архангельск. В этот же день, в кабинете дантиста, треугольник заговора был преобразован в четырехугольник, и четвертым острием этого заговора сделался далекий Мурманск…
На прощание дантист снова ослепил лейтенанта рефлектором.
— Все-таки откройте рот… я посмотрю, что у вас. На Мурмане, случись больной зуб, и вы наплачетесь. Вот этот зуб, позвольте, я вам починю. Такой красивый молодой человек — и уже успели заиметь гадкие зубы… Где это вы так?
Губы лейтенанта были распялены толстыми холодными пальцами дантиста, в ответ Басалаго прозвучал так:
— а… оте…
— Понимаю, понимаю: на флоте.. Спокойно! — И дантист показал ему окровавленные клещи. — Его надо было вырвать, — сказал он.
130 
