Последние отзывы

  40  

— Они купились на это?

— По крайней мере так показалось. Может, это их удовлетворило.

— Может быть.

Через мгновение она сказала:

— Дэйли, давай считать, что никто из нас не поверил этому.

Они помолчали некоторое время, единственным звуком в трубке было хриплое дыхание Дэйли. Наконец он произнес:

— Я совсем забыл тебя спросить, как прошло с Бондюрантом?

Сердце у нее упало. Как прошло с Бондюрантом? В постели или вне ее? В постели он был великолепен, вне…

— Примерно, как я и предполагала. Враждебный. Неразговорчивый.

— Не встретил тебя с распростертыми объятиями? Если выражаться точно, то именно с распростертыми и встретил.

— Ну, не совсем так.

— Он хоть что-нибудь прояснил?

— Нет. Вернее, ничего не сказал прямо. Теперь я не сомневаюсь, что они с Ванессой испытывали друг к другу сильные чувства. По крайней мере он-то уж точно.

— Думаешь, они совершили эту гадость?

— Совершили или нет, но он до сих пор эмоционально привязан к ней. Был один момент, когда он перестал следить за собой и начал горестно сокрушаться о том аде, через который она прошла. Думаю, это относилось к ее печали по поводу смерти ребенка.

— Никогда ничего не предполагай, Барри. Слышишь? Разве тебя не учили? Добывай факты!

— Так вот, я не собираюсь снова встречаться с ним, если ты предлагаешь именно это. Он просил меня выбросить все из головы, в том числе и его. Я намерена проделать последнее. Я закончу свое расследование, но без Бондюранта.

— Что это с тобой?

— Ничего, а что? — Господи, она умрет, если Дэйл и станет известно, как она пожертвовала журналистской честью и объективностью ради нескольких минут сексуального блаженства.

— Ладно, — сказал он без внутреннего убеждения. — Ты ведешь себя так, словно от чего-то защищаешься.

— Я беспокоюсь за свой материал.

— Тебя захватило?

— Целиком и полностью. С каких это пор мелкого репортеришку беспокоят визитами из ФБР? Чем больше дверей передо мной закрывают, тем больше я убеждаюсь, что кому-то нужно что-то скрыть.

— Когда ты возвращаешься?

— Завтра. Я возьму след в Вашингтоне. Есть что-нибудь новое о Ванессе?

— Немного старой грязи. , — Я звякну тебе завтра вечером, когда вернусь домой. Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо, — сказал он, но голос выдал его. — Барри? Если ты наткнулась на что-то действительно отвратительное… Ладно, будь поосторожнее. Да?

Эта трогательная забота заставила ее затосковать по нему. Даже после того, как раздались гудки, она продолжала держать телефонную трубку, не желая прерывать эмоционального контакта. Дэйли скорее был членом ее семьи, чем просто другом, а уж на родителя походил больше, чем ее собственные мать и отец.

Она устало двинулась в душевую, сбросила одежду. Зеркало над умывальником оказалось ничуть не добрее, чем то, что висело в спальне. Выглядела она ужасно. То, что осталось от макияжа, было нанесено тридцать шесть часов назад. Тонкие лучики в уголках глаз гораздо глубже выделялись на дневной основе грима. Ей тридцать три. На кого она будет похожа в сорок три? Пятьдесят три? Сравнивать не с кем, мать прожила гораздо меньше.

Барри отодвинула занавеску в сторону и встала под душ. Она взвизгнула, когда струя ударила ее в грудь, и опустила глаза, чтоб обнаружить причину жжения. На ее грудях виднелись слабые розовые царапины. Кожа над ухом горела.

Господи, что она наделала?

Девушка наклонила голову, желая, чтобы сильная струя выбила все воспоминания о Грэе Бондюранте. Голая, она казалась худой, крепкой и гибкой. Ее тело уже не было столь совершенным, как в юности. Чувствовались жизненные испытания, но неровности и угловатости делали его еще привлекательнее, как и ее седеющие виски, и морщинки вокруг глаз.

"Хорошо бы отдохнуть», — подумала она, намыливая шампунем голову. Усталость и стресс делали ее эмоционально хрупкой и опасно задумчивой. Сначала о Дэйли. Затем о родителях. Сейчас — о высоком, суровом человеке с бьющими голубым светом глазами и жестким ртом.

«Ваш отец любил вас?»

"Нет, мистер Бондюрант, не любил. Не любил и мою мать».

Если бы любил, зачем бы ему ее обманывать? Почему он заимел привычку изменять ей всю свою семейную жизнь? Почему лгал и опровергал ее обвинения, втягивая в те скандалы с криком и руганью, что наполняли для Барри ночь страданием и кошмарами. Почему продолжал мучить их семью своими проблемами, пока не умер от сердечного приступа в Лас-Вегасе в комнате отеля, когда очередная любовница натирала его чресла любовным эликсиром с запахом кокоса? У него даже не хватило совести умереть с приличием.

  40