Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
34 
Комната у тети Любы и дяди Васи была на четыре квадратных метра больше — восемнадцать против четырнадцати у Горлохватовых. Эти четыре метра, якобы незаконно отхваченные, служили вечным поводом для ссор. Впрочем, и другие находились в изобилии: кто воду в туалете не спустил, кто мимо горшка надул, кто кран должен чинить или окна на кухне на зиму заклеивать, чья очередь лампочку покупать или общий коврик в прихожую стелить — было бы желание, а повод для ругани отыщется.
Начинались сражения всегда одинаково. Как правило — женщинами. Разморенные после выпивки, они выходили за чем-нибудь на кухню в благодушном настроении. Но слово за слово, упрек на упрек — и пошла писать губерния. На шум выскакивали мужики с целью утихомирить скандальных баб. Но вскоре тоже оказывались по разные стороны баррикад.
Иногда дальше взаимных оскорблений дело не заходило. Чаще — заканчивалось дракой, прибегал комендант, вызывали милицию. Случалось, после мордобоя примирялись и закрепляли мир водкой. Бывало — на недели и месяцы устанавливалась лютая вражда. Но когда их хотели расселить по разным квартирам, и та и другая семья решительно воспротивились.
Лора, дочь соседей, на год младше Бори, очень боялась скандалов. Он тоже боялся, но свой страх перед Лорой прятал, хорохорился. Боря был коренастым и крепким, как табуретка. Справиться с ним, даже с малышом, было непросто. Скрутит отец его по рукам и ногам, Борька извернется — зубами вцепится. Зубы у Борьки — редкие, короткие и острые, хватка — как у злого волчонка, не оторвешь.
Когда начинались драки, Боря и Лора прятались в ванной. Маленькими были — забьются под раковину, обнимутся и дрожат. Потом Борька придумал: одеяло захватить. Постелют его в ванну, заберутся, сверху накроются и шепчутся.
— Рассказывай про мечты, — просит Боря.
Он давно заметил, что, когда Лора говорит, перестает дрожать и расслабляется. Сам он мечтать не умел и поражался ее фантазии. Какие-то замки, принцы и принцессы на конях скачут, исключительно мороженым и лимонадом питаются.
— Я пельмени люблю! — вставляет он.
— Хорошо, — соглашается Лора и продолжает: — Тут слуги им принесли на пир огромное блюдо пельменей. Столько, что съесть невозможно и за три дня.
— Я бы съел! — не соглашается Боря.
— Еще повара приготовили много эклеров, жареных баранов и гусей, — уставляет Лора воображаемый стол яствами. — Оркестр играл музыку, кружились в длинных платьях дамы и кавалеры…
За дверью слышалась брань, звуки драки, а у них — в сырой ванной, под одеялом — свой сказочный мир, с поголовно благородными рыцарями, добрыми феями, счастливыми детьми, вкусной едой и множеством веселых желанных игрушек.
Когда Лора уставала говорить, она просила:
— Теперь ты мне посчитай.
— К двум прибавить семь — будет девять, — говорил Боря, — а к девяти пять — четырнадцать…
Он не помнил, когда научился считать. Цифры накапливались в его голове, собирались, как горох в мешок, а потом в какой-то момент обнаружилась между ними связь — они состояли друг из друга, могли складываться, отниматься и даже поедать друг друга партиями — называется умножение, и обратное возможно, когда одно число расстреливается на части другим — это деление.
Он считал, Лора засыпала под его бормотание. Потом и он отключался. Если после драки никому не требовалась ванная, они могли проспать до утра. На рассвете у Лоры в голове точно будильник включался — надо уходить по своим комнатам. Она предчувствовала родительский похмельный гнев, если их обнаружат в обнимку.
Ванная навсегда осталась для Бориса Горлохватова любимым местом в человеческом жилище. Как бы удивились все, узнай, что он, обладатель миллионов, поместий и роскошных квартир, иногда стелет в ванную плед, ложится в одежде, сворачивается клубочком и дремлет. Запах, конечно, не тот. Освежителями воздуха, парфюмерией дорогой несет. А прежде воняло замоченным бельем, хронической сыростью, невыветриваемым перегаром и дешевым отцовским одеколоном. Навороченное джакузи тоже не имеет ничего общего с чугунным корытом, ржавым и треснутым. Нет и Лоры. Нет и никогда не будет.
Она — лучшее в его жизни. Если бы не она, появляться на свет вообще не стоило.
Лора всегда была очень хрупкой и тоненькой. Родители: тетя Люба — сарделька упитанная на ножках, дядя Вася — жирный боров. А их дочь — тщедушное тельце. Если взять Лору за руку, поднести ладошку к лампе, то пальчики просвечивают, видно маленькие розовые косточки. Она часто болеет: то кашляет, то глотать не может, то сопли из маленького покрасневшего носика в три ручья.
34 
