— Вашими лекциями торгуют, — сказала Настя. — Распечатка стоит сотню, а дискета восемьдесят. Но это в сессию, конечно. В начале семестра и за двадцатку можно купить.
Я тяжело вздохнула и пожала плечами: эх, в мой карман бы денежки.
— Думала, вы сами промышляете. — Настя верно истолковала выражение корыстной зависти на моем лице. — Послушайте, давайте «нейтрализуем этих склочниц? Чертовски хочется спать, трое суток в Новгороде гудели. Я не дипломированный психолог, но кое-что в людишках понимаю. Надо их переориентировать.
И она изложила план, который показался мне чудовищным. Во-первых, из-за вульгарности сценария. Во-вторых, мне предлагалось актерствовать, чего я делать совершенно не умею.
— Ничего, — успокоила девушка, — я вас заведу.
От моих обвинений в неэтичности задуманного Настя отмахнулась:
— Вам что, спать не хочется? Они же до утра будут друг другу кости полоскать.
Мы вернулись в купе по очереди, с интервалом в несколько минут.
Я забилась в угол у окна и стала теребить салфетку на столе. Зачем согласилась участвовать в нелепом розыгрыше? Переживая, я не вслушивалась в смысл обвинительных реплик, которыми продолжали обмениваться наши попутчицы. Но тут Марэна Виленовна особенно громко взвизгнула мне в лицо:
— Можно подумать, сия особа специально села в поезд, с целью трепать мне нервы!
— Очень надо! — возмутилась Таня.
— Это я села специально в этот поезд, — заявила Настя.
Все, началось. Наши попутчицы уставились на девушку и хором спросили:
— Зачем?!
— Я хочу попросить Людмилу Алексеевну, чтобы она отдала мне своего мужа.
Таня и Марэна Виленовна перевели на меня удивленные взгляды.
— Что значит отдать? — промямлила я, накручивая салфетку на палец и боясь поднять глаза. — Он не котенок и не щенок.
— Он удивительный! Он талантливый! Он потрясающий мужчина! — пылко воскликнула Настя.
— Допустим, — вяло согласилась я. — Но все равно…
— Отдайте его мне! Саша любит меня!
— Петя, — поправила я Настю и подняла голову. — Прекратите этот спектакль, я отказываюсь в нем участвовать.
Но Настю было не остановить. Она принялась выстреливать фразы с пулеметной скоростью:
— Конечно, Петя, я от волнения ошиблась. Мы держали наши отношения в тайне. Петя очень уважает вас, но любит он меня! Вы умная женщина, неужели не замечали, как он страдает? Ведь он перед вами то заискивает, потому что винит себя и старается угодить, то злится, грубит и молчит целыми днями, потому что в вашей семье ему жизнь постыла. Он задерживается по вечерам, а в выходные уходит из дому, чтобы встретиться со мной!
— Они новый проект запускают, — едва слышно выдавила я, с ужасом сознавая справедливость Настиных слов.
— Бросьте! — махнула рукой попутчица. — Его проект запускается в моей койке. Мы любим друг друга, и мы должны быть вместе. Жизнь проходит, ваша, можно сказать, уже прошла. Ну, то есть не совсем как бы прошла, но с Петушком — точно.
— Петушком? — глупо переспросила я. — Перестаньте молоть чепуху! Она все выдумала, — обратилась я к Тане и Марэне Виленовне.
Но они, похоже, не верили и зачарованно переводили глаза с меня на Настю, как некоторое время назад мы на них.
— Разве можно такое выдумать? — искренне возмутилась Настя. — Петя мне рассказывал, как обязан вам. Вы диссертацию ему помогли написать и сейчас идейки подбрасываете. И ребенок, конечно. Петя волнуется, что развод отразится на ребенке…
— Не трогайте моего сына! Кошмар, идиотизм! Кто вам сказал про диссертацию?
Петушок. И про ваше увлечение шахматами. Он их, между прочим, тоже любит, а играть совсем перестал. Очень приятно каждый раз жене проигрывать! Про то, как вы скандально храпели на соревнованиях, я тоже знаю.
Последняя фраза меня доконала. Значит, все правда, не розыгрыш? И Петино поведение в последнее время очень уж неровное: то он душка, то вредный монстр. И вечерами он задерживается, и в шахматы, будь они неладны, прекратил играть. Итак, у него есть любовница! Вот эта малолетняя шмакодявка.
— Вы! Вы… — задохнулась я от возмущения.
— Она же лысая! — поддержала меня Марэна Виленовна. — Не расстраивайтесь.
— Таких надо за ноги и головой об стенку! — Таня тоже была на моей стороне.
— Ах, вы не понимаете, — заломила руки Настя и тряхнула серьгой-браслетом. — Я хотела поговорить как женщина с женщиной.