— Я сварил кофе и подумал, что ты…
Лайон замер. Никогда еще ему не доводилось видеть такой божественно красивой женщины. Горящие на солнце волосы, словно ореол, обрамляли лицо Энди. Утренние лучи мягко золотили ее кожу, и от этого она казалась бесценным фарфором. Рубашка не скрывала волнующих изгибов ее фигуры.
Лайон смотрел на Энди, пожалуй, даже испуганно, словно боялся, что это прекрасное видение исчезнет. Новое, доселе неведанное ему чувство наполняло его душу.
Лайон никогда не был обделен женским вниманием и ценил это. Но история с женой что-то перевернула в нем. Он стал не доверять женщинам, вымещая на них унижения, которым подвергала его жена. Со временем боль и обида утихли, он стал мягче к тем, с кем ненадолго сводила его судьба, а они, познавшие его любовь, уже не могли забыть прикосновения его рук. Мужское самолюбие было успокоено.
А вот сейчас, стоя перед этой женщиной, он чувствовал себя неоперившимся юнцом, растерянным и смущенным.
— Я не хотел тебе помешать. — Лайон присел на подоконник.
— Ты не помешал.
Он взглянул на Энди. В серых глазах, обычно жестких и холодных, вспыхнули золотистые искры, выдавая волнение, охватившее его от близости этого прекрасного, теплого тела.
— От тебя приятно пахнет.
— Я только что приняла душ.
Пустые, ничего не значащие фразы были только выходом нервного напряжения, энергии, распиравшей их обоих.
Лайон откинул прядь золотистых волос, потом его пальцы заскользили по ее лицу. Он трогал брови, глаза, нос, щеки, губы, словно пытался запомнить их форму. Вот ласковые пальцы добрались до шеи. Нащупав ямку, он шутливо пощекотал ее. Рука скользнула ниже — и Энди закрыла глаза. Пальцы пробрались под тонкие лямки рубашки, еще одно движение — и рубашка соскользнула с плеч.
— Энди, — выдохнул Лайон.
Накрыв ее груди ладонями, он стал осторожно поглаживать большими пальцами персиковые бутоны.
— У тебя никогда не было детей? — прерывающимся голосом спросил он.
— Нет.
— Почему?
— Мой муж был против ребенка. — Она не хотела произносить имя Роберта, не хотела, чтобы в этот их миг вторгся третий.
— Какая потеря. — Он наклонил голову и поцеловал по очереди нежные полукружия.
Он коснулся губами твердых сосков. Легкий стон сорвался с губ Энди. Лайон услышал его и прильнул к ее губам.
Энди даже не догадывалась, что поцелуй может быть тончайшей эротической лаской. Ей хотелось, чтобы он длился вечно.
— Лайон. — Это прозвучало как вздох. Или исступленный вскрик.
— Ты как вкусные сливки, — прошептал он, скользя губами по ее груди.
Протянув руки, он сомкнул их за спиной Энди и стал медленно притягивать ее к себе, пока не ощутил на своей груди прикосновение нежной кожи.
— Ты как сливки, — он наклонился к ее губам, — и мед.
Их губы слились в сладком поцелуе, словно они действительно пили медовый нектар.
Не веря, что кожа может быть такой атласной, Лайон гладил ее спину, руки, округлые бедра. Затем, подхватив Энди на руки, он понес ее к зазывно белевшей неубранной постели.
— Лайон, мы делаем что-то не то.
— Боже, неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? — Он жадно целовал ее, нетерпеливо расстегивая джинсы. На миг оторвавшись от ее губ, он спросил: — Ты хочешь это остановить? Но можешь ли?
«Нет, я не могу это остановить», — подумала Энди, тая под напором его ласк. Это была последняя мысль, промелькнувшая в ее затуманенном мозгу.
— Мы ведь не хотели этого, правда? — Она протянула к нему руки. — Не хотели… О Лайон, Лайон.
— Мягкая, нежная, — хрипло прошептал он. — Такая золотая. Красивая золотая девочка.
Неожиданно раздался стук в дверь, и всякое движение на кровати прекратилось.
— Энди! — Голос Грейси звучал приглушенно: к счастью, дубовая дверь была очень толстой. — Энди, милая, вы уже проснулись?
Секунду выждав, Энди ответила как будто спросонья:
— Да, Грейси. Что случилось?
Энди слышала частое и неровное дыхание Лайона.
— Ваши мальчики здесь. Их четверо, приехали в фургончике. Я дала им кофе и сказала, чтобы они подождали вас внизу.
Лайон тихо выругался.
— Я скоро спущусь, — сказала Энди.
— Не торопитесь. Я еще покормлю их завтраком.
Они долго лежали рядом, не шевелясь. Потом Лайон встал с постели и натянул джинсы. Энди потянулась за простыней, чтобы прикрыться.
— Запоздалая скромность, миссис Мэлоун?