72 
Повторив свои требования к российским властям прекратить чеченскую войну, Басаев добавил: «Мы абсолютно не собираемся убивать никого из заложников. Мы расстреляли работников госучреждений их у нас хватает в ответ на то, что снайперы ранили нескольких наших товарищей. И дальше будем расстреливать. А женщин и детей расстреливать не будем мы не маньяки. В крайнем случае, если не будут выполнены наши условия, МЫ ЗАСТАВИМ ЭТО СДЕЛАТЬ РОССИЙСКИЕ ВОЙСКА. Пускай приходят и штурмуют. Нам надоело смотреть, как убивают наших женщин, стариков, детей, бомбят наши села… И мы пришли в села российские».
Завершив свое заявление, Басаев выразил готовность ответить на вопросы, которые посыпались со всех сторон.
Встречалось ли с вами высокое начальство? — Нет. Ни высокое, ни низкое .
Кто заложники? — Граждане Российской Федерации, в том числе чеченцы. Иностранцев мы отпустили .
Почем вы покупали посты ГАИ? — От 100 долларов за всех до 5000 рублей за каждого .
Каковы ваши потери? — 8 убитых и двенадцать раненых .
Если ваши требования будут удовлетворены, не продолжат ли чеченцы мстить россиянам? — Мы мстим потому, что нас довели до крайности. Я не говорю о наших близких, детях, которых убили, о беременных женщинах, о 65 тысячах русских, которых уничтожили, о моих двух братьях, двух дочерях, жене, сестре, которых убили. 11 моих родственников погибли. Дайте нам свободу !
Вы смертники? — Все мы с вами смертны. Но для нас неважно, когда умирать. Важно как.
Вы смогли бы сделать то же самое в Москве? И какими силами? — Кремль захватить могли и этими силами, несмотря на 40 тысяч охраны вместе с Коржаковым.
Почему вы выбрали именно больницу для захвата? — Сначала мы хотели воевать в центре города, но врачи «скорой» оказались людьми чести и долга. Невзирая на бой, они хватали раненых, в том числе и наших, и увозили в больницу. И мы пошли за своими ранеными товарищами, чтобы ваши солдаты их не добили, как они постоянно поступают.
Корреспонденты пытались выяснить численность басаевского отряда. Тот пояснил, что с ним в рейд отправились 210 человек.
Он снова подчеркнул, что собирался добраться до Москвы, но с сожалением отметил, что «когда нас остановили у Буденновска, у меня в кармане оставалось только 100 долларов».
Здесь в больн ице, продолжал Басаев, они устроили фильтрационный лагерь по примеру российских в Чечне. Кандидаты на расстрел отфильтровываются в первую очередь из числа военнослужащих и работников милиции. Он не собирается расстреливать простых людей, а предоставит сделать это российским войскам в случае штурма .
Далее, касаясь стрельбы по больнице в момент нахождения там журналистов, Басаев предположил, что «российские военные лупили именно по журналистам. Если бы он не проводил тщательной проверки внизу и журналисты без промедления проследовали в приготовленную для встречи комнату на втором этаже, то потери среди работников прессы были бы неизбежны, ибо огонь велся именно по этому помещению.
Закончив беседу с журналистами и сообщив на весь мир свои требования, Басаев позвонил в штаб «трех министров», сообщив им, что журналисты сейчас пойдут обратно. Желательно по ним не стрелять.
Из штаба дали разрешение на возвращение прессы.
Гуськом корреспонденты шли по зловеще темной улице, пока не услышали грозный оклик:
«Стой! Двигаться по одному! Дистанция 10 метров. Приготовить документы для проверки!» Это уже были свои.
Многих журналистов тут же начали допрашивать по поводу наличных сил отряда Басаева, их вооружения и размещения по этажам.
К этому времени директор ФСБ Степашин пришел к выводу, что и он должен внести свою лепту в дело сохранения военной тайны и достижения элементов внезапности в связи с предстоящим штурмом.
А потому он дал интервью газете «Комсомольская Правда», которой его ведомство всегда покровительствовало и даже рекомендовало не менять своего названия, хотя никакого комсомола в стране уже давно не было. «Чтобы потом не стыдно было», говорили «чекисты», намекая на то, что вскоре комсомол вернется на руках у обожаемой партии…
«Какие действия будут предприниматься в ближайшее время?» спросил Степашина корреспондент, на что шеф ФСБ ответил:
72 
