18 
Костик содержал всю семью, и содержал очень нехило, если учесть, что семья та большая — жена, двое детей, Милка, их мама, папа, две тетки, бабушка, сестра бабушки. И эдакая орава уютно и комфортно сидела у него на шее.
Милка лихо рассекала по Москве на «тойоте» последней модели, скакала с одной работы на другую в поисках себя и своего самовыражения, периодически отдыхая от этих поисков себя в «творчестве» на всяких экзотических курортах. Она неоднократно и весьма подробно рассказывала Веронике о жизни всей остальной семьи, не менее бестолковой и иждивенческой, но Ника не слушала, пропуская эти сведения мимо, ей было неинтересно почему-то.
Так вот, у этого самого Костика, кормильца и поильца всей семьи, случились очень большие неприятности. Что за неприятности, Ника тоже не помнила и не знала толком. Единственное, что она запомнила из той истории, это то, что ему помогли выпутаться из проблемы какие-то лихие профессионалы, очень серьезные и солидные дядечки. Что-то типа частного агентства, но о-о-очень высокого уровня.
Вот как-то так.
И про лихих «спасателей» запомнила-то потому, что Костик на радостях устроил пир горой в дорогущем ресторане, куда пригласил кучу народа, в том числе и любимую сестру Милку, которая потащила с собой Нику.
Ника не хотела идти, упиралась, но Милка ныла, что там все неинтересные, деловые соберутся, а они хоть оторвутся вдвоем. Отрываться Милка вполне умела и одна, но в этот раз ей всенепременно понадобилась компания, черт ее знает, то ли из прихоти, то ли из вредности характера.
Итак, Милка ныла, Соня настаивала, уговаривала, и Ника сдалась.
В ресторане действительно собралась солидная деловая публика, которая оставалась таковой в течение первого часа застолья, ко второму часу пития перестав быть деловой, а к разгару веселья и солидной.
Ника так и не поняла, зачем ее притащила с собой подруга, ибо Милка носилась по всему залу, болтала, смеялась, танцевала с разными кавалерами, воплощая программу отрыва в жизнь.
Когда она в очередной раз рухнула на свое место за столом, рядом с Никой, шумно рассказывая, с каким классным мужиком сейчас танцевала, запивая минералкой свой рассказ, к ним подсел Костик.
Он был слегка навеселе, довольный и счастливый.
— Привет, Никуша! Молодец, что пришла, у меня праздник!
— Здравствуй, Костя, я очень рада, что у тебя все наладилось!
— Наладилось! — рассмеялся он. — Только ты можешь так красиво изъясняться! Все такая же интеллигентная пуговица! — И он чмокнул ее в щеку. — Никуша, какое наладилось, я вылез из такого!.. Уже думал, все! Кранты! Пропал ты, Тишин! Но, слава богу, выгреб! Вернее, это не я, мне мужики о-очень толковые помогли. И как они это провернули — высший класс!
Он подхватил Милкину рюмку, налил водки из графина и выпил.
— Они здесь? Покажи, где они, Костик! — встряла Милка.
— Нет, они не пришли. Мы с ними уже отметили. Видишь ли, чижик, у них такая специфичная работа, что чем меньше людей знает их в лицо, тем лучше.
— Это были какие-то финансовые, банковские проблемы? — спросила Ника.
— Не только, — задумчиво протянул Костик. — Даже не столько финансовые, сколько иные! Но вам, чижики, этого знать не надо!
Он называл их чижиками, на что имел полное право. Они были для него младшими сестренками.
Ника познакомилась с ним, когда первый раз пришла к Тишиным в гости. Ей было семь лет, они сидели с Милкой за одной партой в школе и были для Костика желторотой мелюзгой, такими и остались на всю жизнь. С девчонками малолетними он был снисходителен, щедр и авторитетен, Никушу называл «интеллигентной пуговицей».
— Почему пуговица? — обижалась она.
— Потому что маленькая, веселая, перламутровая, с вишневым отливом, — смеясь, пояснял он.
— Почему с вишневым? — стараясь во всем разобраться, допытывалась семилетняя Ника.
— Потому что пахнешь вишней!
«Вот что мне нужно!»
Бросив полотенце, которым вытирала мокрые джинсы, на стол, Ника выбежала в прихожую, схватила трубку телефона, собираясь набрать Милкин номер, и остановилась.
«А ведь они вполне могут прослушивать телефон. Даже наверняка прослушивают, и, может, не только телефон!»
Она осторожно положила трубку на место и тихонько похлопала ее рукой, как будто успокаивая — извини, что потревожила.
«Итак, что мы имеем? А имеем мы необходимость конспирации! Мамочки! Ты послушай себя, Ника! О чем ты рассуждаешь и всерьез обдумываешь — конспирация! Это же бред!»
18 
