Особенно,... 
202 
Образ Тины постепенно растаял, затерялся между шумных улиц. Сейчас Конрад видел рядом с собой другую женщину.
Но Мишель была перед глазами, а Тина — в сердце, поэтому он не мог о ней забыть.
— Вручение наград состоится завтра, — сказала Мишель. — У тебя есть время немного познакомиться с Парижем.
— Подскажи, где можно остановиться? В какой-нибудь гостинице…
— Зачем? У меня большой дом на правом берегу.
— Большой дом? — удивился Конрад: Мишель всегда неимоверно сорила деньгами, все, что она зарабатывала, неизменно уходило на наряды, развлечения и путешествия.
Она засмеялась заливистым смехом.
— Подарили! Поклонники.
«Поклонники — читай любовники», — с усмешкой подумал Конрад.
— Как у тебя с личным? — поинтересовалась женщина.
Они как раз садились в экипаж. Мишель подобрала юбки, мелькнув изящной ножкой в шелковом чулке.
Они устроились на сиденье, и Мишель сжала руку Конрада.
— Собираюсь жениться, — ответил он.
— Жениться?
Ее сияющие глаза и алые губы были очень близко.
— Да.
— На австралийке?
Он кивнул. Мишель рассмеялась.
— Думала, ты, как я: грешная свобода милее священных уз брака!
— Значит, ты не замужем?
— Конечно, нет! При той суматошной жизни, которую я веду…
— Однако от предложений нет отбоя?
— Угадал! Уже устала всем отказывать.
— Тогда соглашайся.
— Может быть! Женишься — расскажешь, стоит ли кидаться в этот омут. Хотя у нас разные представления о браке, вернее, о роли женщины… Тебе, разумеется, нужна преданная жена, хорошая хозяйка, женщина, для которой твое слово — закон!
— Не совсем так, но почти, — сказал Конрад. — Между прочим, я уже был женат — на американке. У меня есть дочь, она живет со мной.
— Сколько ей?
— Восемь.
Женщина помолчала. Потом произнесла серьезно:
— Что ж, я немножко тебе завидую.
Экипаж свернул на узкую боковую улочку, где небо светилось между темных крыш синей шелковой лентой.
— Так ты остановишься у меня? — спросила Мишель.
— Если у тебя есть комната для гостей.
— В моем доме все комнаты для гостей! — Она снова засмеялась. — Я рада, что ты согласился! Сейчас устроим небольшую передышку, позавтракаем и поболтаем, а потом я покажу тебе город.
Конрад улыбался. Удивительное чувство свободы и радости переполняло его.
— Никак не могу угнаться за тобой, — заметил он, имея в виду речь Мишель, — мой французский слишком медленный.
— Я истинная дочь своего народа, а ты чужеземец. Хотя мы с тобой, кажется, чем-то похожи… Тебе нравится Париж?
— Не то слово. Я в восторге!
— Понимаю. Знаешь, у каждого свой Париж, всякий видит его по-своему: так мы смотрим и на людей. И я думаю, мы видим этот город почти одинаково.
— Вряд ли. Ты француженка, я австралиец. То, что знакомо тебе, мне неведомо. По-моему, Париж не любит иноземцев.
Мишель чуть заметно усмехнулась.
— Подожди, я еще докажу тебе, что это не так!
Вскоре экипаж остановился. У Мишель и правда был дом — прекрасный заново отштукатуренный особняк, внутри — весь в коврах и цветах.
Конрад сложил вещи в приготовленной для него комнате, затем они с Мишель пошли в соседнее маленькое кафе, а после поехали кататься по Парижу.
Мишель была мила, остроумна, говорить с нею и слушать ее было одно удовольствие. Конрад подумал о том, что эта женщина распространяет вокруг себя атмосферу удивительной жизнерадостности, которой ему часто недоставало.
Потрясающая женщина, потрясающий город!
Вечером Мишель предложила лечь спать пораньше, потому что завтра предстоял нелегкий день. Они простились в гостиной, ограничившись дружеским поцелуем, и Конрад облегченно вздохнул: видит Бог, дай Мишель какой-нибудь знак о желании большего сближения, устоять было бы нелегко.
Засыпая, Конрад подумал о Тине. Мишель точно ветер, она свободна и прекрасна, зато Тина будто земля, из которой идут твои корни, которая манит ощущением надежности и скромной простоты. В ней есть своя неповторимая прелесть. Ее ни на что променять нельзя.
Дворец наполнялся людьми, представителями мира искусства, среди которых было немало знаменитостей.
Конрад поднимался по покрытым коврами ступенькам в сияющий люстрами зал вместе с Мишель. Она была в своей стихии. Возбужденная, со сверкающими глазами и непринужденно-отточенными движениями, исполненная жизненной силы, актриса отвечала на многочисленные приветствия. Она была ослепительна в легком шафранового цвета одеянии и серебряных украшениях, звенящих в такт шагам.
202 
