– Ты живешь среди нас не первый день, и мы убедились в том, что ты простая, работящая, хорошая и честная девушка. Скажи, ты по-прежнему хочешь остаться в племени?
Зюлейка кивнула, и Абдулхади продолжил:
– Я поговорил со стариками. Мы можем позволить тебе стать одной из нас только в том случае, если ты выйдешь замуж за бедуина. Ты пришла к нам в рваной рубашке, и у тебя нет ничего, кроме добродетели и красоты. Тем не менее, многие мужчины хотят видеть тебя своей женой. Я же дам тебе совет не тревожить сердца наших женщин и выйти замуж за Ясина, человека, который тебя спас. Он немногим старше тебя, ему девятнадцать лет. Не говорит и не слышит, но он честный, смелый, работящий парень. К тому же ты ему нравишься. Жаль, девушки пренебрегают Ясином, но я надеюсь, что ты будешь умнее. Если согласна, сыграем свадьбу, и никто не сможет выгнать тебя из племени.
Зюлейка напряженно молчала. Ее сердце пылало, тогда, как мозг работал холодно и четко.
«Вы, женщины, знаете много уловок, как обмануть нас, мужчин», – сказал ей Амир.
Что ж, отныне придется поступать только так. Ясин немой. Родственников у него нет. Ему девятнадцать лет, девушки его избегают: едва ли он когда-то был близок с женщиной. Она попытается его обмануть. У нее будет муж, у ее ребенка – отец. Она навсегда останется с бедуинами.
Когда-то Зюлейка мечтала о любви, хотела узнать ее вкус, вдохнуть аромат, погрузиться в нее до головокружения, до блаженной истомы. Больше она не нуждается в этом чувстве, ибо любовь ведет к гибели, к потере воли, бросает в пучину горя. Отныне ей нужен только покой. Она поклянется в этом и будет верна своей клятве.
Зюлейка наклонила голову.
– Я согласна.
Абдулхади обрадовался больше, чём она ожидала.
– Слава Аллаху! Я всегда мечтал удачно женить этого парня. И очень хотел, чтобы ты осталась с нами.
803 год, провинция Мах
Когда караван скрылся из виду, Амир долго и упорно брел по бездорожью, по выжженной солнцем, жесткой, колющей ноги траве. Степь тянулась вправо и влево, бесконечная, унылая, как песня кочевника.
Вскоре ему захотелось есть и пить, но вокруг не было ни капли влаги.
Чуть позже на его пути стали попадаться деревья с блеклой, серовато-зеленой корой и толстыми, скрученными ветвями, похожими на клубок одеревеневших змей. Это был лавр. Амир попробовал жевать его листья, но они были горькими. Свежие рубцы на спине болели, уставшее тело ныло, не привыкшие к долгой ходьбе босые ноги были сбиты в кровь, безжалостное солнце напекло голову.
С него сорвали одежду, жестоко высекли и бросили на дороге. Молодой человек был рад тому, что этого не видела Джамиля. Вероятно, Хасан увез девушку в Багдад, и он, Амир, никогда ее не увидит. Не увидит и мать, и обе женщины сойдут с ума от тоски. Возможно, со временем Джамиля забудет о нем. Она выйдет за другого, и у нее появятся дети. А вот Зухре придется страдать до конца жизни.
Амира ошеломляло дикое сочетание свободы и отчаяния. Он был тем, кем был, и вместе с тем стал никем. Только звезды не отклоняются от предначертанного пути, а человек всегда борется с судьбой. Зачастую получает в награду не то, что хочет. Быть может, то, что заслуживает.
Наступила ночь. Огромные, низкие; яркие звезды прорезали темную синеву неба. Чернота затопила степь снизу доверху, наполнила глубокой, таинственной тишиной. Холодный ветер свободно гулял по равнине, и Амир скорчился на земле, обнял озябшие плечи, сжался в комок. Ничего, чтобы согреться, чтобы развести огонь! Даже дикого зверя спасает шкура, а он… За что ему это? За что?!
Он не помнил, сколько времени пролежал без сна, пока тьма не начала таять, горизонт сделался фиолетовым, потом багровым, после – золотистым. Юркие ящерицы вылезли погреться на плоские камни. Послышался стрекот насекомых, звонкая перекличка птиц. Амир поднялся с земли и обратил взор навстречу восходящему солнцу. Во взгляде полыхало пламя упрямства, нежелания сдаваться, вызова безжалостной судьбе.
Он шел и шел, едва не падая от усталости. Постепенно степь уступила место пескам, потом появились растрескавшиеся камни, черные, будто обожженные огнем. Они были горячими, как раскаленные угли, и Амир старательно их обходил. Иногда попадались лощины с акациями и низкорослым кустарником, но влаги не было, и он продолжал страдать от жажды. Едва ли поблизости были озера и реки. Позади осталась бесконечная степь. Впереди возвышалось Иранское нагорье.