7 
— Учитель, к тебе явился некто Липит-Даган, — равнодушно доложил юноша.
— Что?! Соски Тиамат, проколотые Мардуком, почему ты не сказал этого сразу, щенок?! — вызверился старик, хватая Креола за ухо. — Хм-м-м… Я что, сегодня уже драл тебе уши?
— Нет, учитель, здесь тебя опередил мастер Ахухуту. Я доставил чаши, которые ты у него купил, они лежат в сенях.
— То-то оно так распухло… — проворчал Халай Джи Беш. — Этот проклятый горшечник, да сгниют его кости, умеет наказывать дерзких щенков, надо отдать ему должное… Хотя за свои чаши дерет втридорога, надо будет вскипятить ему кровь в жилах… Ладно, проваливай, да постарайся больше не попадаться мне сегодня… хотя стой! Ты приготовил урок?!
— Конечно, учитель.
— Тогда отвечай.
— Но, учитель, Липит-Даган ждет… о-о…
На сей раз Креол все же не удержался от сдавленного стона — учитель нанес ему резкий удар в горло, целясь точно в кадык.
— Подождет, — сухо усмехнулся старый мучитель. — Отвечай урок, ничтожество!
Креол собрался с мыслями и торопливо забормотал, стараясь не обращать внимания на ужасную резь в горле:
- Когда вверху не названо небо,
- А суша внизу была безымянна,
- Апсу первородный, всесотворитель,
- Праматерь Тиамат, что все породила,
- Воды свои воедино мешали.
- Тростниковых загонов тогда еще не было,
- Тростниковых зарослей видно не было…
— Достаточно! — резко оборвал его Халай. — Хорошо, начало ты, во всяком случае, знаешь. Вечером явишься в комнату свитков и прочтешь все целиком. Да берегись ошибиться хоть в одном слове, выползок поганого Кура!.. Что ты замер кумиром, щенок?! Принеси мне тунику и набедренник, помоги одеться! Меня ждет знатный гость, а я теряю время с тобой, проклятым недоумком!
Все еще брызжа слюной и изрыгая ругательства, Халай Джи Беш спустился во двор, где его уже давно ожидали гости. Липит-Даган сидел на каменном табурете, неторопливо цедя ячменную сикеру, налитую рабыней. Его спутник устроился на бортике фонтана, с азартом ловя ртом падающие струи.
— Я тебя сегодня не ждал, зловонная отрыжка утукку, — пробурчал Халай, усаживаясь напротив Липит-Дагана. — Чего тебе?
— И тебе приятного дня, старая гнилая кадушка, — усмехнулся тот. — Халай, неужели у тебя не найдется доброго слова даже для старого друга?
Маг на миг задумался, а потом безразлично ответил:
— Нет. Говори, зачем пришел, и убирайся.
— Ты знаешь, зачем я пришел.
— Лжешь. Я ничего не знаю. Зачем ты лжешь?
— Дослушай, старый ишак. Помнишь наш разговор в месяце ше-гур-куд? Это было совсем недавно, даже твой высохший череп не мог позабыть его так быстро.
— А-а-а, так ты об этом… — пробурчал Халай, впервые поглядев на того, кто пришел с Липит-Даганом. — Это он?
— Это он.
Теперь туда посмотрел и Креол. До этого он полагал, что мальчишка, сопровождающий знатного вельможу, — всего лишь раб. Чернокожий, обритый наголо — в Шумере очень мало свободных авилумов с такой внешностью. Большинство черных здесь — рабы-кушиты, привезенные из-за моря или родившиеся от других рабов.
— Ты не говорил, что он кушит, — пробурчал Халай, с недовольством глядя на чернокожего подростка.
— Это потому, что он не кушит, — покачал головой Липит-Даган. — Ну, если быть точным, кушит, но только наполовину. Он сын моей дочери Лагаль.
— А кто отец?
— Раб из Куша, — скривился Липит-Даган. — Рожей мальчишка весь пошел в него — от матери у него только глаза.
— А-а-а! Незаконнорожденный ублюдок! — с каким-то злым удовольствием посмотрел на мальчишку Халай Джи Беш. — Мило, мило… Хотя ничего милого. Меч воителя Эрры, почему ты позволил этому куску дерьма жить?!
— Да, сначала я собирался отвезти его в пустыню и бросить на съедение гулям, — не стал отрицать Липит-Даган. — Но потом он сумел-таки убедить меня, что от него живого может быть польза… Шамшуддин!
Мальчишка торопливо обернулся. Его серые глаза испуганно выпучились, он мелко задрожал всем телом.
— Повелевай, господин, — робко пробормотал он.
— Покажи абгалю Джи Беш, что ты умеешь, — приказал дедушка.
Шамшуддин быстро закивал, выставил ладони запястьями вперед и ужасно напрягся. По эбеновому лицу полился вонючий пот, на лысой макушке вздулась синяя вена. Но результат последовал сразу же — каменный табурет начал медленно подниматься в воздух, повинуясь воле кушита — полукровки.
7 
