36 
Какой-то мужчина вел перед собой трех аккуратно подстриженных пуделей с голубыми бантами. Выделялась фигура небритого юноши, бережно прижимавшего к себе трубу. Пронеслась стайка высоких, стройных девушек. Судя по осанке, они были из балетной труппы.
В общем, атмосфера не отличалась от любой из телестудий мира.
Миновав вестибюль, мы прошли прямо к лифтам.
Сеньора Кортес нажала на кнопку и, притопывая ногой от нетерпения, наблюдала за световым табло: «три», «два» и наконец «один». Как только лифт остановился, она тут же ринулась в кабину и с изумлением отпрянула назад. Из лифта вышел епископ в парадном одеянии. По-отечески кивнув нам, он с достоинством двинулся к выходу, сопровождаемый многочисленной свитой духовных лиц более низкого сана. В вестибюле сразу стало значительно тише. Прежде чем войти в лифт, я еще раз оглянулся и увидел, как один из танцоров приблизился к епископу и, опустившись на колени, поцеловал перстень на его руке.
Риоко заметил мое удивление и тихо хихикнул.
— Наш высокочтимый епископ Крус. Каждую неделю он приходит сюда и читает… читает, как это у вас говорят? Лекцию?
— Проповедь, — поправил я.
Он кивнул.
— Да, точно. Проповедь. Но в таком пышном одеянии я вижу его здесь впервые.
Он снова захихикал.
— В первый момент мне показалось, что перед нами какой-то герой театрализованного представления.
Мы поднялись на последний этаж. В коридоре коренастый лысеющий мужчина, заметив моих сопровождающих, строгим голосом окликнул их по-испански.
— Где вы были, Изабелла? Вы ведь знаете, что в вечерней программе мы не можем допустить никаких ляпсусов. Какое право вы имели исчезнуть, прихватив с собой еще и Риоко?
Он театрально воздел руки к небу и воскликнул:
— Невообразимый хаос, невообразимый!
Слегка побледнев, сеньора Кортес объяснила ему, где она была и с какой целью.
— Сходи в студию к Энрико, — добавила она, обращаясь к Риоко. — Не думаю, что там могло произойти что-то особенное. Но спокойствия ради будет лучше, если ты проверишь, все ли там в порядке.
Риоко кивнул и скрылся за дверью.
Объяснения сеньоры Кортес, вероятно, успокоили мужчину, и он с отсутствующим взглядом почти машинально пожал мне руку.
— Думаю, мне самому следовало бы позаботиться о всех деталях этой передачи, — сказал он каким-то подавленным голосом. — Изабелла, проследите, пожалуйста, чтобы все прошло, как можно лучше.
Он повернулся и пошел дальше по коридору. С явным облегчением сеньора Кортес вновь обратилась ко мне.
— Прошу вас, следуйте за мной. Я покажу вам студию, из которой мы будем вести нашу передачу. Многое, конечно, уже сделано в записи, но интервью с вами пойдет прямо в эфир. Сюда, пожалуйста!
Мы вошли в помещение, осторожно переступая через кабели на полу. Техники и операторы настраивали камеры. Наконец мы нашли пристанище, укрывшись в нише рядом со стеклянной кабиной ответственного за передачу.
Как только Риоко оказался в студии, его облик и манера держаться мгновенно изменились. Это уже был собранный мужчина, решительно и деловито отдававший распоряжения.
— Франсиско, — обратилась сеньора Кортес к молодому человеку с приветливым выражением лица, проходившему мимо.
Он обернулся и подошел к нам. Сеньора Кортес представила его:
— Франсиско Кордобан — постоянный ведущий нашей передачи.
— Рад познакомиться с вами, мистер Хаклют, — сказал Кордобан, энергично пожимая мне руку. — К сожалению, мы обратились к вам прямо перед самым началом… И очень благодарны, что вы согласились прийти. Интервью будет коротким — максимум семь-девять минут в самом конце передачи. Как ваш испанский? Я могу вести передачу и по-английски и по-испански. Но в первом случае мы потеряем больше времени из-за перевода.
Я пожал плечами.
— Я слабо знаю испанский. Но если хотите, я попробую.
— Отлично. Давайте на несколько минут заглянем в режиссерскую. Энрико, думаю, понадобится еще несколько минут, прежде чем все будет готово. А я тем временем познакомлю вас с вопросами, которые хотелось бы вам задать. А заодно мы выясним, сможете ли вы ответить на них по-испански.
Он приоткрыл стеклянную дверь и пропустил меня вперед. Как только он закрыл за нами дверь, воцарилась мертвая тишина.
Кордобан предложил мне стул, а сам прислонился к световому табло.
36 
