50 
— Сочувствую, — дружелюбно заметил Габриэль, поигрывая с ножом для бумаг.
Он-то знал, что проблема не в ком-нибудь и не в чем-нибудь, а в самом Грегорио, у которого каждый раз находилась уважительная причина. Грегорио отлично научился врать еще в бытность свою сотрудником пакистанского банка «Би-Си-Си-Ай», скандальный крах которого в начале девяностых годов заработал ему репутацию банка воров и мошенников, которым место в тюрьме.
— Так или иначе, твоя главная обязанность — следить, чтобы деньги переводились вовремя.
— Я очень извиняюсь, шеф. Немедленно позвоню в банк и прослежу, чтобы вся сумма была переведена как можно скорее.
— Не как можно скорее, — перебил его Габриэль, чуть не вдавив в ногу острие ножа для бумаг, — а прямо сейчас. Сию секунду. У нас больше нет времени ждать. Эти средства нужны дома. Твои документы для поездки за границу у тебя в порядке?
Грегорио, как всегда, заверил его, что все в порядке.
— Очень хорошо. Тогда иди с миром.
Повесив трубку, Габриэль не смог отделаться от мучительного подозрения. «Сеньору Грегорио» верить нельзя. Он слишком долго пробыл в тлетворных джунглях, слишком отдалился от своего народа. Гниль разъедала и его.
Габриэль встал, поправил манжеты и потуже затянул галстук. Он считал дни, когда сможет освободиться от этой неудобной одежды. Двенадцать миллионов долларов — необходимый, чрезвычайно важный компонент задуманного им маскарада. И эта сумма должна прийти из Южной Америки. Чтобы принять решение, потребовалось всего несколько секунд.
Профессор прибудет через сорок восемь часов.
Время еще есть.
По пути домой он заказал билет на вечерний рейс в Буэнос-Айрес с последующей пересадкой на самолет, следующий до Фос-ду-Игуасу, и обратный билет на следующий день, а также оформил аренду мотоцикла — наилучшего транспортного средства для передвижения по забитым транспортом улицам.
С небрежным видом он шел по рю Клебер, стараясь держаться тенистых вязов, небрежно помахивая портфелем. Налетел порыв ветра — женщины пытались придерживать подолы платьев и спасти прически. Габриэль посмотрел на небо. С севера надвигались темные тучи. Почти машинально он бросил взгляд через плечо. Никого подозрительного там он не увидел. Его беспокоил Саид. Уж не проговорился ли он перед смертью? И вообще, когда именно он умер? Сведения оставались по-прежнему скудными. В этом регионе у Габриэля своих людей было слишком мало, а на телевизионные новости полагаться нельзя.
Чтобы отвлечься, он принялся насвистывать мелодию. Буквально в следующую секунду до него дошло, что это та самая противная привязчивая песенка, которую он слушал, пока ждал соединения с Грегорио. Габриэль остановился, достал из кармана пиджака солнечные очки и надел их. Теперь за зеркальными линзами никто не увидит тревогу в его глазах.
17
Быть одиночкой — значит выделяться.
Быть одиночкой — значит быть уязвимым.
Быть одиночкой — значит быть мишенью.
Он выехал из Афин час назад. Суетливый хаотичный город остался позади как воспоминание о теплой постели. Прибрежное шоссе сузилось до двух полос. Он следовал по его изящным изгибам, поднимавшимся по горному склону. Слева от него белые деревушки распластывались по земле меж сосновых рощиц. Справа простиралось Эгейское море. Вода кипела от человеческой деятельности — паромы, буксиры, рыбачьи лодки то и дело вспенивали лазурную поверхность. Более крупные суда — круизные лайнеры, набитые поджаренными на солнце туристами, супертанкеры, принадлежавшие империям Онассиса и Ниархоса, грузовые корабли километровой длины, с восточным размахом доставляющие сюда горы машин, телевизоров, стереосистем, компьютеров, — стояли у причалов в Пире, главной афинской гавани. Он мчался через старую Грецию — по территории, которую во время Второй мировой контролировали партизаны, через холмы Пана и Аполлона, по земле, которая помнила вторжение гуннов.
Сейчас на шоссе никаких других машин он не видел. В зеркале заднего вида было пусто. Дорога впереди манила — беспрепятственный путь в славное будущее. За рулем своего новенького золотистого «БМВ-750» он был всего лишь еще одним туристом-иностранцем, обследующим непревзойденные европейские трассы. Он вел машину на пределе разрешенной скорости — ни быстрее, ни медленнее, хотя мощный автомобиль, словно беговая лошадь на утренней пробежке, казалось, так и просил чуть отпустить поводья.
50 
