136 
Пастор присел на край лодки, пригладил растрепанные ветром длинные волосы. Чайки расхаживали у берега, по дороге мимо избушки пробежала, звякая колокольчиком, упряжка греческих мулов; сидевший в повозке егерь пел, и до Кальдевина долетели слова его песни: «На родину мы возвращаемся, в прекрасную швабскую землю…»
«Наверно, австриец», — подумал про солдата пастор и сказал:
— А все-таки, дядюшка Август, нам обязательно надо обшарить фиорды. Я согласен дать для этого церковную иолу — брандвахта знает ее и, думаю, пропустит в море…
Лоцман посмотрел вслед укатившей упряжке мулов, повертел в пальцах деревянную пуговицу своей истрепанной куртки.
— Говорят, — улыбнулся он, отчего лицо его вдруг помолодело, — в бухте Эрика, что южнее становища Хыооллефьюр, дымит труба рурбодара. Хотя, — лоцман спрятал улыбку, и лицо его снова посуровело, — хотя, — многозначительно повторил он, — сейчас не сезон, и непонятно, кто там живет… Сегодня увидимся, пастор, можете готовить иолу!..
И, плотно ставя ноги, обутые в заплатанные боты, лоцман ушел в свою хибарку. А пастор встал, застегнул пальто и не спеша вернулся в кирку, где его ждал Дельвик.
— Лоцман согласен, — сказал Кальдевин, ставя трость в угол.
— Хорошо, пастор. К вечеру, когда стемнеет, мы отправляемся. От вас я прошу только анкерок пресной воды и два копченых палтуса: один — мне, другой — лоцману…
Вечером иола, на днище которой, завернувшись в беть, лежал Дельвик, вышла под парусом из фиорда. С берегового поста брандвахты дали предупредительный выстрел, направив в борт иолы луч прожектора. Тогда дядюшка Август поднял на шесте церковную флюгарку, и прожектор сразу погас. Было видно, как немецкий солдат спрыгнул с наблюдательного мостика, скрылся в дверях поста.
— Пропустили, — облегченно вздохнул лоцман. — Ну, теперь пошли, херра Дельвик!..
Дельвик выбрался из сетей, сел на кормовую банку, подтянул шкоты.
— Куда?
— Сначала, — ответил лоцман, — вокруг Норд-Капа, прямо в бухту Эрика… Там почему-то не по сезону дымит рурбодар.
Никонов вместе с Белчо вернулись в свой рурбодар, проведя всю ночь в пути по горам и болотам. Они ходили устраивать засаду на центральное шоссе, ведущее в Петсамо, и обстреляли автоколонну. Помешали им темнота и эсэсовская охрана…
Усталые, двое друзей хотели подогреть для ужина мясные консервы. Никонов расшатывал зубами пули в патронах, чтобы добыть порох и развести огонь. Иржи нашел острый камень и не столько рубил, сколько ломал им на дрова тонкие деревья.
Никонов высыпал порох на приступку печи, вышел помочь товарищу. Иржи разогнул спину, хотел что-то сказать и внезапно застыл с камнем в руке: вдали, со стороны Хьюол-лефьюра, шла норвежская иола под парусом. Друзья бросились в рурбодар, выбежали обратно, наспех заряжая автоматы, и быстро залегли за камнями.
— Хорошо, — сказал сержант, — что мы не успели затопить печь. Пусть думают, что здесь никого нет…
— Хорошо, хорошо, — тихо отозвался Иржи, пристраивая свой автомат для стрельбы.
Скоро иола подвалила к берегу, и с нее сошел пожилой рыбак в зюйдвестке. Он крикнул что-то по-норвежски другому человеку, оставшемуся сидеть в иоле, и, внимательно осматриваясь по сторонам, зашагал прямо к рурбодару.
— Не надо стрелять, — предупредил сержант своего друга и внезапно поднялся из-за укрытия.
Увидев Никонова в ватной фуфайке и с красной звездой на шапке, норвежец нисколько не удивился и даже как будто обрадовался. Но когда из-за громадного валуна вышел Иржи Белчо в длинной немецкой шинели, старик испугался настолько, что трубка выпала у него изо рта на снег.
Но с иолы уже соскочил на берег другой норвежец — коренастый, в кожаной рыбацкой куртке; один рукав у него был пуст и заткнут за пояс. Никонов сразу вспомнил ночные улицы города, букву «V» на заборах — и сам пошел ему навстречу, повернув автомат дулом книзу и еще издали протягивая руку.
Вскоре в рурбодаре топилась печь, и все четверо сидели за столом, доедая копченую палтусину и консервы.
Разговор шел между ними большей частью на «руссмоле».
— Если мы решим создать организацию, — говорил Никонов, — то я не желал бы стоять во главе ее, как вы мне предлагаете. Я случайный гость на вашей земле, после войны сразу же вернусь в Россию, и будет лучше, если вы, господин Дельвик, сами возглавите нас…
— Я простой солдат Пятой королевской бригады, — скромно заметил Дельвик.
136 
