54 
Взгляни наверх: ты видишь этот клотик,
Его в ту ночь не видел я, браток.
И по привычке было сердцу ёкать,
И, как всегда, варился кипяток…
Но каждый раз, когда доходил боцман до того места, где говорилось о гибели «Гавриила», он замолкал, обрывая песню на середине. В памяти сохранились только взрыв да ветер — страшный ветер балтийской осени… Восемь часов плыл тогда Мацута в ледяной воде. И когда выбрался на берег, то погрозил на запад посиневшим кулаком: «Я вам за революцию, за корешков погибших башку оторву, сволочи!..»
— Эх, да что там вспоминать! — часто говорил себе Антон Захарович. — Давай-ка лучше спать, старуха, спать. Ты ложись сегодня к стенке…
Молодости не повторишь. Остались от прежнего только старая бескозырка с надписью «Гавриил», волнующие воспоминания да еще как живое свидетельство о боевом прошлом — отставной боцман с «Рюрика» Степан Хлебосолов. Но и с ним Антон Захарович тут как-то недавно поругался. Из-за чего поругался — шут его знает! — из-за пустяка какого-то.
— Эх, жизнь моя, жизнь! — вздыхает Антон Захарович, и рядом с ним толстая суровая жена вздыхает тоже. Вздыхают старики — не спится им обоим…
Случайная мечта — уехать по яблоки — еще оставалась у него в резерве, и однажды он обозлился на жену:
— Помнишь, пришли мы из рейса, а ты каркать мне стала: на бережок да на бережок… Не хочу я на бережку сидеть — поедем по яблоки!
Тетя Поля молча убирала со стола посуду. Последнее время она позволяла говорить мужу что угодно, а сама старалась отмалчиваться, не перечила ни в чем, не утешала, не сетовала и даже как будто присмирела.
— Обидели меня здесь, — снова заскулил Антон Захарович. — Не нужен стал…
И вдруг случилось то, чего боцман никак не ожидал. Жена прекратила убирать посуду и, шлепнув по столу кухонной тряпкой, строго прикрикнула:
— А ты не скули!
Мацута испугался. Его родная Поленька снова стала той безжалостной на слова теткой Полей, которой побаивались в порту даже капитаны. Антон Захарович, получивший за последнее время в доме какую-то власть, опять почувствовал себя слабым, робким, целиком зависящим от жены.
— Да я что же, Поленька. Я тут ни при чем… Может, и правда — уехать нам с тобой по яблоки?
— Трепло ты старое! — набросилась на него жена. — Язык-то у тебя, что швабра, которой гальюны драют. Молчал бы уж, коли сам виноват… Другие-то — эвон как! — горло за себя перегрызут. А тебе что ни скажи — все ладно. Люди как люди, только ты у меня — черт драповый! Борода выросла, а ума и с накопыльник не вынесла… А ну, выметайся отсюда, не мешай со стола убирать!
— Я не виноват, Поленька. Что же делать?
— А вот что: вставай и одевайся.
— Куда? — испугался боцман. — Что ты задумала, старая?
— Забирай свои бумаги, грамоты, характеристики — все забирай и пойдешь к самому что ни на есть старшему морскому начальнику.
— Да ты что, с ума рехнулась? — набрался храбрости боцман. — Ни с того ни с сего мне идти к контр-адмиралу. Ведь это по его приказу меня отчислили, а я опять приду к нему навязываться…
— Ты ему не навязываешься, ты воевать идешь!
Собравшись с духом, Антон Захарович отрезал:
— Не пойду! Не могу, хоть убей.
— Ах вот как! Ну, ладно…
Это было сказано таким тоном, что боцман растерялся:
— Поленька, я схожу, только из этого ничего не получится. Ведь приказ…
— Конечно, — заявила жена, — если будешь там дрожать как осиновый лист, ничего не получится. Ты требуй! Да не вздумай выпить для храбрости, я тебя тогда…
— Что ты, Поленька, у меня и денег-то нету. Все тебе до копейки отдал.
— У тебя и нету, да ты найдешь. На что доброе — так у вас, мужиков, никогда не хватает, а бельма-то свои залить — вы это всегда сумеете.
— Ладно, ладно, Поленька, я схожу!..
Боцман был рад, что весь этот разговор закончился хоть так, а не иначе, и он ушел… Однако в этот вечер он совсем не вернулся домой. Не вернулся он и на следующий день. В доме появилось гнетущее, затаенное беспокойство. Наконец прошло трое суток — Антон Захарович не возвращался. Куда он ушел, к кому обратиться — Полина Ивановна не знала. «Куда же он делся, проклятый? — думала она. — Может, и впрямь уехал по яблоки?..»
— Тетя Поля, — беспокоилась Аглая, — уж не случилось ли чего с ним? Может, в милицию заявить?
— Ну да, с ним случится! — отмахивалась боцманша. — У какой-нибудь бабы застрял. Что я их, мужиков-то, не знаю, что ли?
54 
