76 
Чем дольше длилось это "Ай-я-яй-я-яй!", тем громче и восторженнее хлопали восхищённые зрители. Затем начиналась песня — эмоциональное воплощение перехлёстывающих через край страданий истерзанной души.
Песня сопровождалась барабанной дробью каблуков, каждый удар которых с такой силой впечатывался в землю, что к концу танца исполнитель худел по крайней мере на полкилограмма.
Я выбрала знаменитое фламенко Маноло Эскобара под названием "Тележка", повествующее о душевных терзаниях бродяги, у которого украли его любимую ручную тележку с добытыми из мусорных баков сокровищами. Мне пришло в голову, что он, лишившись тёплой одежды, одеяла и кусочков засохшего хлеба, должен был чувствовать себя примерно так же, как я сейчас.
— Ай-я-яй-я-яй! — взвыла я, вскидывая вверх руки и выбивая каблуками гулкую барабанную дробь.
— Я-яй, я-яй! — откликнулись горы.
Акустическое сопровождение вдохновляло.
— Ай, тележка моя, тележка! — во всю глотку заголосила я по-испански, чувствуя, как по телу разливается живительное тепло.
— У меня украли тележку!
Тележка моя, тележка!
Где же ты теперь, моя тележка?
Ай, тележка моя, тележка!
Я никогда не отличалась выдающимися вокальными данными. Правда, голос у меня был громким и пронзительным, но эти достоинства компенсировались почти полным отсутствием музыкального слуха. Однако сейчас для меня это не имело значения. Вокруг грохотало и подвывало эхо, а моему эмоциональному накалу могли бы позавидовать самые темпераментные андалузские исполнители. Я пела под небом, в котором сиял Южный Крест, окружённая пиками Андийских Кордильер, в самом просторном в мире зале, и я была счастлива.
— Тележка моя, тележка!
Как мне жить без тебя, моя тележка? — выдала я заключительный аккорд и, станцевав экарте и линк[13], замерла, задыхаясь от усталости.
На лбу у меня выступил пот, а тело пылало, как костёр. Теперь осталось только хорошенько укрыться ветками, чтобы сохранить тепло — и я просплю до утра, как младенец.
Наступившая тишина обволокла меня, как патока.
Вздохнув, я устроилась на своём импровизированном ложе и принялась аккуратно покрывать тело толстым слоем травы и веток.
— Ай-я-яй-я-яй! — неожиданно разорвал тишину полный тоски напев.
— Ай, сестра моя, сестра!
Почему ты молчишь, моя сестра?
Почему ты не смотришь на меня, моя сестра?
Сестра моя, сестра!
Я вскочила, разметав в стороны ветки.
На фоне ночного неба выделялся силуэт одетого в пончо мужчины. Его голос показался мне знакомым.
— Маута! Это ты? — воскликнула я.
— Я пришёл к тебе, моя сестра! — пропел индеец.
— Но как ты здесь оказался? И где ты научился петь фламенко?
— Ты так грустила по своей потерянной тележке, что тебя и в Лиме было слышно, — усмехнулся Маута.
— А у тебя есть сушёный куй? — с надеждой спросила я. — Я заблудилась и умираю от голода.
— А как насчёт бутербродов с сыром и колбасой?
— Ты это серьёзно?
— Вполне, — сказал индеец, доставая пакет из перекинутой через плечо холщовой сумки. Пакет источал восхитительный запах копчёной колбасы.
— А ты случайно не воплощение бога Виракочи? — восторженно спросила я, с трудом подавив желание заключить Мауту в объятия. Я боялась, что индеец может меня неправильно понять.
— Ты ближе к истине, чем ты думаешь.
В голосе индейца была непривычная торжественность, но, поглощённая мыслью о бутербродах, я не обратила на это внимания.
Маута с какой-то странной улыбкой на обычно невыразительном лице наблюдал, как я энергично уничтожаю его припасы.
— Хочешь, я покажу тебе подземные города инков? — неожиданно спросил он.
Я чуть не подавилась кусочком бутерброда.
— Подземные города инков? Ты имеешь в виду тоннели?
— Тоннели там тоже есть, — улыбнулся индеец.
— А они далеко отсюда? Я думала, что это всего лишь легенда.
— Один из входов находится совсем рядом.
— Эти тоннели ведут к центру земли, и в них спрятаны сокровища инков? — вспомнив предсказание акльи, спросила я.
— В древние времена инки считали, что некоторые пещеры доходят до центра земли, — уклончиво ответил Маута.
Их было тридцать шесть. Завёрнутые в полуистлевшую коричневую ткань мумии сидели в три ряда с лицами, обращённым в одном и том же направлении. Я догадалась, что их высохшие полузакрытые глаза смотрели на восток. Тусклый свет зажжённых Маутой факелов отбрасывал красноватые блики на их тёмно-коричневые, на удивление хорошо сохранившиеся лица с длинными чёрными волосами, зачёсанными назад.
76 
