Особенно,... 
35 
— Почему такой тон? — вдруг возмутился Кёстринг.
Из сада пахло левкоями. Гальдер показал на окно, в котором виднелись помещения «Майбах-2», похожие на дачи.
— Вот вам абвер, и там адмирал Канарис из Цоссена видит обстановку в России лучше вас, пьющих московскую водку и заедающих ее астраханскими балыками.
Кёстринг демонстративно повернулся к Паулюсу:
— Ганс Кребс, мой помощник, уже докладывал в Цоссен, что у русских появился новый истребитель, способный соперничать с нашими «мессершмиттами-109», Красная Армия стала обновлять артиллерийские и танковые парки. Новое оружие по отношению к старому составляет пока процентов пять — десять, не больше, и виною тому влияние консерваторов, вроде маршала Кулика или Щаденко. Но я склонен думать, еще года четыре, и нашей Германии будет не догнать Россию… не забывайте об Урале!
— Конкретнее. Кто отстал? Мы или русские?
Вопрос Паулюса был слишком требователен, Кёстринг даже поежился в кресле, отвечая не сразу:
— Так категорично ставить вопрос нельзя. Наконец, мы просто еще не знаем, что имеется в советских арсеналах. Известно лишь, что их конструкторские бюро завалены работой. Мало того, Сталин в местах заключения образовал научные конторы, которые за колючей проволокой способны изобретать даже перпетуум-мобиле — лишь бы избавиться от наваждения пятьдесят восьмой статьи…
Гальдер загадочно улыбался, а Паулюс, не совсем доверяя информации Кёстринга, имел неосторожность сказать:
— Ну да! Вы же бывший русский помещик из Тулы, вам хотелось бы видеть свою праматерь красивой и сильной.
И вот тут Кестринг взорвался, отвечая с раздражением:
— Да, по-русски я зовусь Эрнстом Густавичем и учился я еще по русским букварям в классической московской гимназии. Но мое детское русофильство уже не способно что-либо исправить в моих зрелых национал-социалистических убеждениях. А личные встречи со Сталиным, когда он принимал меня вместе с графом Шуленбургом и Хильгермом (кстати, тоже русским), убедили меня в том, что в лице Сталина мы имеем опасного политика и очень хитрого человека… Я, — почти озлобленно закончил Кестринг, — еще раз предупреждаю ОКХ и ОКБ, чтобы эти конторы по скупке старой мебели у населения не заблуждались относительно военного потенциала России…
Умышленно оскорбив начальника, Кестринг все-таки расплатился с Гальдером за его язвительность. Гальдер спросил:
— Что танки? Что Челябинск? Что Сталинград?
Кестринг, помедлив, все-таки открыл свой портфель, стал выгружать на стол «московские подарки»: бутылки с водкой и банки с икрой; паюсную икру он сначала вынул, а потом как-то воровски запихнул обратно в портфель. Ответ был обстоятельным:
— Челябинск закрыт. Туда не добраться. Но у меня завелся резидент в Сталинграде, где выпускают какие-то новые танки. А русская разведка блокирует все мои выезды из Москвы…
После этого разговора Гальдер, распивая с Паулюсом водку и намазывая икру на хлеб, энергично жующий, говорил:
— Сейчас наш фюрер солидарен с мнением Йодля и Кейтеля, что России блицкрига не выдержать. Задержка на линии Маннергейма окончательно убедила его в слабости большевистской системы.
В своем кабинете Гальдер неторопливо растворил железный сейф, извлек из него папку и бросил на стол.
— Вот этим вы и займетесь, — сказал он Паулюсу,
— Что это?
— План «Барбаросса» — план нападения на Россию…
Это был секретный документ рейха № 33408/40.
* * *
Чудовищно! Даже те немецкие генералы, что находились в оппозиции Гитлеру и пытались предостеречь руководство против войны с Россией, даже они — совсем неглупые люди! — понимавшие, что война обернется для Германии катастрофой, все-таки продолжали работать на войну, вольно или невольно усиливая позиции самого Гитлера в ОКБ и ОКХ.
Паулюс тоже считал, что его служба — чисто академическая, и не иначе! Конечно, в деловой тишине бункеров Цоссена не слыхать стонов поверженных, а стены рабочего кабинета не были окрашены человеческой кровью. Вручая Паулюсу папку с планом «Барбаросса», Гальдер сказал, что это лишь жалкий эмбрион будущей войны, зачатый в одну из лучших ночей генералом Эрихом Марксом на основе опыта польской кампании:
— И младенцу из Кепенека ясно, что равнять Польшу с Россией нельзя. Всю эту марксовскую галиматью мы уже показывали Кёстрингу, который считал, что занятие Москвы будет иметь решающее значение для полной победы…
35 
