Особенно,... 
51 
— Какой еще Карлино?! Что за мания называть детей уменьшительными именами. Зовите меня Карло, Паоло или же Верцингеторикс. Пусть даже Леонардо, лишь бы это было полное имя. Ясно вам?
Синьор Альфио в изумлении посмотрел на младенца, который даже рта не раскрыл. А ведь возмущался явно он, именно его слова проникли синьору Альфио прямо в мозг.
Акушерка тоже услышала вопли младенца.
— Ого, такой маленький, а уже умеет передавать мысли на расстояние! — воскликнула она.
— А что еще вы можете предложить? — послышался тоненький голосок. — Не могу же я пользоваться голосовыми связками, если их пока у меня нет.
— Давайте положим его в колыбельку, а там видно будет, — сказала синьор Альфио в еще большей растерянности.
Младенца положили в колыбель, рядом с задремавшей матерью. Синьор Альфио подошел к двери и велел старшей дочери выключить радио, чтобы оно не мешало новорожденному. Но Карлино тут же мысленно подал отцу экстренный сигнал.
— Папа, что это тебе взбрело в голову? Ты не дал мне послушать сонату Шуберта для арфеджоне.
— Для арфеджоне? — невольно повторил синьор Альфио. — Мне показалось, что это была виолончель.
— Конечно, виолончель. Теперь эту сонату, сочиненную Шубертом в 1824 году, кстати, в ля минор, исполняют на виолончели. Но задумал ее Шуберт для арфеджоне. Это нечто похожее на большую шестиструнную гитару, созданную в Вене Иоганом Георгом Штауфером. Этот инструмент, именуемый «гитара дамур», или же «гитара-виолончель», не пользовался популярностью и вскоре был забыт. А вот соната очень приятная.
— Прости, откуда тебе все это известно? — пробормотал синьор Альфио.
— О боже! Ты же сам поставил здесь этот книжный шкаф, — с помощью телепатии ответил младенец. — В нем лежит превосходный музыкальный словарь. Как же я мог не увидеть, что на странице восемьдесят второй первого тома говорится об арфеджоне?!
Синьор Альфио, естественно, сделал вывод, что его крохотный сын умеет не только передавать мысли на расстояние, но и читать нераскрытые книги. И это еще не научившись читать!
Матери, синьоре Аделе, когда она проснулась, рассказали о странностях новорожденного. Рассказали со всяческими предосторожностями, но она все равно разрыдалась. В довершение всех бед рядом не оказалось носового платка, чтобы вытереть слезы. И вдруг ящик комода бесшумно открылся, и оттуда вылетел аккуратно сложенный носовой платок, выстиранный в мыльном порошке «Бронк», любимом порошке кастелянши королевы Елизаветы. Белоснежный платок опустился на подушку синьоры Аделе, а младенец лукаво подмигнул матери из колыбели.
— Ну как, понравился вам мой трюк? — телепатическим путем спросил он у присутствующих.
Акушерка воздела руки к потолку и в смятении выбежала из комнаты. Синьора Аделе тут же потеряла сознание. А синьор Альфио закурил сигарету и сразу же бросил ее на пол — он совсем не то собирался сделать.
— Сынок, — вымолвил он наконец, — у тебя появились весьма скверные привычки, совершенно не совместимые с правилами хорошего тона. С каких это пор воспитанный ребенок позволяет себе открывать без разрешения мамины ящики?
Тут в комнату вошла их дочка Антония пятнадцати лет и пяти месяцев от роду, прозванная в семье Чиччи. Она ласково поздоровалась с младшим братом:
— Чао, как поживаешь?
— В общем, неплохо. Вот только пока мне немного не по себе. Но ведь я впервые родился на свет.
— О, ты говоришь мысленно. Да ты молоток! Как это тебе удается?
— Очень просто — когда хочешь заговорить, закрывай рот, а не открывай его. Кстати, это и гигиеничнее.
— Карло! — гневно воскликнул синьор Альфио. — Не смей с первого же дня портить свою сестру, послушную, воспитанную девочку!
— О боже! — простонала синьора Аделе, придя в себя. — Что скажет привратница, что скажет мой отец, служащий банка, человек сурового нрава и твердых обычаев, последний потомок целого поколения кавалерийских полковников.
— Ну, привет, малыш, — сказала Чиччи. — Мне еще нужно решить задачи по математике.
— По математике? — задумчиво переспросил Карло. — А, понял. Евклид, Гаусс и тому подобное. Но если будешь решать задачи по учебнику, который держишь в руках, учти, что ответ к задаче 118 неверен. Икс равен не одной третьей, а двум десятым.
— Он позволяет себе критиковать даже школьные учебники. Совсем как левые газеты, — с горечью сказал синьор Альфио домашнему врачу.
51 
