157 
— Боже, помоги мне, — прошептал он, обращаясь к стенам больничной палаты. — Я любил ее с самого начала.
Наверное, он спал. Его разбудило легкое движение воздуха. Он открыл глаза. В палате у двери стоял Коуч.
— Ты спал? — спросил он.
— Просто прикрыл глаза.
Помешкав, Коуч подошел к кровати Гриффа и окинул его взглядом, задержавшись на забинтованном плече.
— Как оно?
— Выживу. Чертовски болит.
— У них в больнице, что, нет обезболивающих?
— Мне дают, — Грифф поднял руку с иглой капельницы. — Но все равно болит.
— Серьезное повреждение?
— Хирург сказал, что пройдет без следа. Если пройду курс физиотерапии.
— Ну да, хорошо бы он оказался прав. Ты всегда от этого отлынивал.
— Она.
— Что?
— Хирург — женщина.
— А, — Коуч оглядел палату, отметив подвешенный к потолку телевизор и широкое окно. — Неплохо устроился.
— Не могу пожаловаться.
— Кормят нормально?
— Мне давали только говяжий бульон и лимонное желе.
— Голоден?
— Не очень.
Исчерпав темы для светской беседы, они некоторое время молчали. Первым заговорил Грифф:
— Спасибо, что той ночью не позвонил в полицию.
— Я позвонил.
Грифф удивленно посмотрел на него.
— Несмотря на причитания Элли, я позвонил. Но не Родарту. Поговорив с несколькими детективами, я остановился на одном из них, который показался мне разумным. Я рассказал ему, как обстоит дело, куда ты направляешься и что ситуация становится опасной, а для кого-то даже смертельно опасной. Он связался с полицейским департаментом Итаски и сразу же мобилизовал их.
— Значит, ты мне поверил.
— Я поверил ей.
— Лауре?
— Я поверил каждому ее слову. А ты остаешься лжецом.
— Я не лгал! Я не…
— Черт возьми, я знаю, что ты не убивал Фостера Спикмена или того беднягу Бэнди. Я не об этом.
— Тогда о чем?
— Ты лгал о той игре против Вашингтона.
Сердце Гриффа замерло. Он не был к этому готов.
Он удивленно взглянул на Коуча, отвернулся и пробормотал:
— О чем это ты?
— Ты прекрасно знаешь, черт возьми, о чем я. — Покрасневшее от гнева лицо Коуча наклонилось над ним, и Грифф был вынужден посмотреть ему в глаза. — Тот пас Уайтхорну. Тот пас, из-за которого игра была проиграна и ты отправился в тюрьму. — Коуч ткнул указательным пальцем в край больничной кровати. — Я знаю правду, Грифф, но я хочу услышать ее от тебя, и я хочу знать — почему.
— Что услышать? Что — почему?
Коуч кипел от ярости.
— Я смотрел видеозапись той игры, пока не окосел. В замедленном режиме и в ускоренном. Раз за разом. Тысячу раз.
— Не ты один.
— Но они не разбираются в игре так, как я. И никто не знает тебя лучше, чем я. Они не учили и не тренировали тебя так, как я, Грифф, — его голос стал хриплым, и если бы Грифф не знал, что это невозможно, то подумал бы, что на глаза тренера навернулись слезы. — Ты дал самый лучший из возможных, самый точный пас. Ты практически вынес мяч на двухъярдовую линию и вложил в руки Уайтхорна. Прямо между цифр на его футболке.
Коуч выпрямился и отвернулся на секунду, а затем снова повернулся к Гриффу и просто сказал:
— Он его не поймал.
Грифф продолжал молчать.
— Уайтхорн его не поймал, — повторил Коуч. — Но не потому, что ты дал плохой пас. Он просто выронил этот проклятый мяч.
Грифф кивнул, чувствуя, как его захлестывают эмоции.
— Он выронил этот проклятый мяч.
Коуч выдохнул с таким звуком, как будто из надувной игрушки вылетела затычка. Гриффу даже показалось, что он уменьшился в размерах.
— Тогда, бога ради, почему ты лгал, что сдал игру? Почему ты сознался в преступлении, которого не совершал?
— Потому что я был виноват. Чертовски виноват. Я собирался напортачить и проиграть ту игру ради собственной выгоды. За два миллиона долларов я собирался сделать так, чтобы мы проиграли. Но…
Грифф умолк, не в силах продолжать. Когда он заговорил снова, его голос был спокойным и серьезным:
— Но когда дошло до дела, я не смог. Я хотел победить. Я должен был победить. — Его пальцы сжались в кулак, как будто он пытался поймать что-то ускользающее. — Единственная надежда на спасение, которая у меня была, — это выиграть ту игру.
Он лег на спину и закрыл глаза, вновь увидев себя на поле. Он слышал рев трибун, вдыхал запах пропахших потом футболок товарищей, сбившихся в кучу, чувствовал напряжение, охватившее стадион с семьюдесятью тысячами орущих зрителей.
157 
