с удовольствием перечитала 
88 
– Олух! – было заявлено мне. – Нас тут живет тридцать четыре боевых номера. Если каждый номер будет так вылезать по боевой тревоге, то немцы нас сразу потопят, и правильно сделают… Вот смотри, как надо выскакивать!
Подпрыгнув, матрос ухватился за край стандартной койки, висевшей над лазом, и – не головой, а ногами вперед! – так и въехал в воронку горловины, только пузырем взвилась на нем рубаха. Ну, до этого мне еще далеко…
Я прошел через два кубрика и по трапу выбрался опять под полубак. Стало понятно размещение главных носовых отсеков. Рассыльный открыл передо мною массивную бронированную дверь кают-компании и сказал кратко:
– Вторая направо. Штурман Присяжнюк. Ноги вытри.
Красная дорожка ковра уводила в тишь офицерского общежития, откуда слышались звуки рояля. Коридор кончился. Вот и штурманская каюта. Штурман Присяжнюк сказал мне:
– Принято всем представляться командиру. Пошли.
Из коридора кают-компании – еще трап, ведущий в салон. А там ковер лежит уже попышнее. Четыре двери отделаны искусной инкрустацией по дереву на тему русских народных сказок. Здесь живут матрос-шифровальщик, замполит, командир и его помощник. Присяжнюк провел меня в салон, уселся в кресло, взял себе папиросу.
– Вот он! – сказал кому-то, закуривая и щурясь от дыма.
Салон делила пополам штора ярко-синего бархата, по бокам от нее висели бронзовые канделябры. Штора вдруг откинулась, словно занавес в театре, и передо мною предстал командир эсминца. Я ожидал увидеть громилу, поросшего волосами, с кулаками, как две тыквы. Но увидел я капитана третьего ранга чуть повыше меня ростом: круглолицый и румяный, как мальчик, с реденькими светлыми волосами, он потер свои пухлые ручонки и сказал весело:
– С юнгами еще не служил. Сначала расскажи о себе.
Офицеры выслушали меня. Легкими намеками пытались выяснить глубину моих знаний. Быстро нащупали дно, и тут командир насторожился:
– А что за чепуха у тебя на голове?
– Бантик, – говорю.
– Какой идиот это придумал? Еще чего не хватало, чтобы в моей команде люди с бантиками ходили… Снять!
– Есть снять! – обрадовался я.
– Выдайте ему обыкновенную ленточку. – Присяжнюк кивнул. – И пусть мальчишка постажируется у Курядова, а потом посмотрим… Завтра, – сказал мне, – ты получишь боевой номер и тебя включат в расписания. Чтобы ты знал, где находиться по тревогам – боевым, водяным и пожарным, при авралах и приборках.
Из салона мы вышли вместе со штурманом. Он подтолкнул меня к командирскому трапу, который выводил офицеров на мостик:
– Старшина рулевых Курядов там…
Еще три трапа, и я наконец мог обозреть свой эсминец с высоты мостика. Вахтенный сигнальщик стоял в большом тулупе.
– Тебе сколько лет? – спросил он меня.
– Пятнадцать.
– У-у-у, – провыл сигнальщик и поднял воротник тулупа.
Продувало на мостике здорово. Старшина Курядов, мой непосредственный начальник, был одет в ватник, а на его ногах – громадные валенки в красных галошах. Был он местный – из поморов с Кольского берега, говорил мало и тихо, словно стеснялся меня. Первое, что я заметил в ходовой рубке, – отсутствие даже намека на штурвал. На двух тумбах стояли манипуляторы, а перед ними – два табло тахометров (дающих число оборотов двух турбин) и датчики отклонений руля. Курядов позволил положить манипуляторы на борт, где-то в корме, повинуясь мне, завыли моторы, отклоняя руль, и стрелки – тик-тик-тик! – быстро побежали по градусной шкале счетчика.
– Ловко! – сказал я и посмотрел перед собой в смотровое окно по курсу. – А разве здесь «дворника» не бывает, как в машинах?
– И не нужно, – ответил старшина.
– А море-то – брызги, ветер!
– На походе окно всегда открыто, рулевой глядит по курсу не через стекло, а прямо через брызги.
– Так намокнешь весь!
– Ну и что с того? – ответил Курядов равнодушно.
Осмотрев рубку, я щелкнул по стеклу репитера.
– Вот он, голубчик… А где же матка гирокомпаса?
Для этого мне опять пришлось спуститься вниз. Из второй палубы на днище эсминца вели два люка. Я полез в один из них, по ошибке угодив в боевой погреб. Как в булочной разложены батоны и буханки, так и здесь покоились на стеллажах пушечные снаряды с разноцветными шапочками на затылках. Только в булочных, конечно, никак не может быть такого порядка и такой идеальной чистоты. Матросы работали возле воздушного лифта. Удивились:
– Смотри, какой-то типчик… Эй, тебе чего здесь надо?
88 
