178 
Она сделала вид неприступной королевы и, прикрыв ресницами медовые глаза, вступила в шумно галдящий зал. Изгнанные из Купеческого клуба воротилы Уренска топили здесь свое горе – под пыльными пальмами. Боря подвел Зиночку к столику, где сидели уже трое его товарищей.
– А вот, – показал он на Ивасюту, – вот, Зиночка, и великий князь Сергий Александрович, как и обещал вам!
Ивасюта окинул гимназистку взглядом из-под бровей:
– Ничего маруха… Бастуете, девочки?
– Бастуем, – мигнула доверчивая Зиночка.
– Ну-ну, давайте, девочки… Мы вас подкрепим!
Полетела в потолок, ударив в нос лепного амурчика, выбитая взрывом пробка. И потекло шампанское… Первые брызги его – первого шампанского в скромной Зиночкиной жизни. Все дозволено: сейчас ведь – дни свободы, а папа с ремнем остался дома.
– А я знаю… – сказала Зиночка, охмелев и смеясь охмеленно. – А я знаю… Великого князя Сергия Александровича давно уже убил Каляев, я это знаю…
– Прошу! – не растерялся Боря, показав на Севу Загибаева. – Вот и сам Каляев… собственной персоной!
– А я знаю, – сказала Зиночка, – Каляева давно повесили.
– У нас их два, – подмигнул ей Сева. – Один специально для повешения, а второй, это я, на развод оставлен…
Зиночка потянулась к молчавшему Моне Мессершмидту:
– Где-то я вас видела… А вы – кто, сударь?
– Это наш поп Гапон, – сказал Ивасюта. – Прошу любить его и жаловать… Эй, чеаэк! Раздави еще склянку шампуза!
Зиночка ела засохшее пирожное, Ивасюта полой пиджака вытер ей мерзлый апельсинчик, протянул вежливо:
– Герцогиня, его высочество преподносит вашей милости…
Опять полетела пробка – на этот раз в ухо швейцару, стывшему в дверях. Никогда еще не было Зиночке так хорошо! Так весело… Только вот великий князь Ивасюта не подходил к компании: глядел хмуро, челка свисала на потный лоб. А громадный перстень сверкал бриллиантом. И он этим перстнем так и стрелял вокруг себя – в брызги, в искры, в сверкание разноцветных огней…
– Вот так и живем, барышня, – сказал его высочество Ивасюта и, подцепив икры, размазал ее пальцем по хлебу, закусил бутерброд наполовину. Спросил: – А что у вас там в гимназии было?
Зиночка охотно стала рассказывать…
Ивасюта – в ответ – отпустил скабрезную пошлость.
Боря перегнулся, вспыхнув, треснул его по морде. В руке его высочества, сверкнувшей дорогим перстнем, появился браунинг. И сразу хлопнул выстрел. Пуля срезала из люстры хрустальную висюльку. Пошел звон – чистый. Зиночка схватилась за щеки. Отовсюду бежали лакеи, размахивая полотенцами и салфетками.
Ивасюта палил вокруг себя, дикий и яростный.
– И тебя убью, – кричал Боре, – и твою шмару… Выйдем!
Один лакей, самый старый, схватил Зиночку за руку, потащил ее прочь из ресторана. Швейцар быстро подал ей «манто» (кошку драную). Лакей кликнул извозчика, сам же и за дорогу расплатился заранее, – человек, видать, был он чуткий и хороший.
– Эх, барышня, – сказал старый официант. – Пожалейте вы себя. С эдаких-то цветущих лет нешто вам по ресторанам гулять? Да с кем? С бандитами? По ним же давно веревка плачет…
«Разве Боря – бандит?» И всю дорогу Зиночка горько плакала.
Дверь ей открыл сам околоточный надзиратель.
– Снимай пальто, – сказал. – Проходи. Сейчас поговорим….
И привычным жестом, как в родном участке, раздернул на животе ремень. Толстый ремень – полицейский, от казны полученный.
– Бей меня, папочка! Бей меня, родненький! – кричала Зиночка.
Папа-Баламутов лупил ее как сидорову козу. А в глазах непокоренной Зиночки все еще стояли канкан на столе, брызги шампанского и великий князк Сергий Александрович.
«Противный Борька!» – И она заснула. Но ссора в ресторане закончилась плохо…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ениколопов открыл дверь: на пороге стоял бледный Боря Потоцкий – рукав шинели в крови, глаза в тоске и боли.
– Помогите, – сказал, падая внутрь ениколоповского дома.
Лежал на полу, всхлипывая. Сущий младенец!
Вадим Аркадьевич перешагнул через него, как через полено…
Равнодушно – его удивить было трудно.
– Ну, хватит, – сказал эсер. – Будьте мужчиной…
Боря поднялся. Сел, прислонясь к теплой печке:
– Помогите. Кажется, пуля застряла… не вышла.
– Кто? – кратко спросил Ениколопов.
– Ивасюта… из браунинга.
– Значит, – усмехнулся Ениколопов, – без меня лучше ладите?
Боря начал стягивать намокший в крови рукав:
178 
