120 
– Так что насчет того рисунка? Мантикоры?
– О. Маленькая пичужка нашептала мне на ухо много интересного. Я согласен с вами поделиться… поделиться с вами полученной инфоррмацией.
– Чего мне это будет стоить?
– Ничего.
– Как говорит ваш народ, бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
– О, маркиз! Вы знаете эту пословицу не полностью! – улыбнулся барон. – Она звучит несколько иначе: «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, если это не „Руазу“. Поверьте мне, ни одна нормальная мышь не станет есть подобный сыр. Его едят только люди, да и то очень большие орригиналы. А то, что я хочу вам предложить, почти как „Руазу“. Мне от него никакого толку, а вам в голодное время сгодится. Потому как если я сейчас угощу вас сыром, то его заплесневелая корка, быть может, поможет разрешить загадку смерти графа. И вы когда-нибудь вспомните обо мне. Времена сейчас неспокойные, и когда собственный сюзерен грозит отрубить голову…
– Так, значит, сыр все же не будет бесплатным? – фыркнул Фернан.
– Пусть так. Но поверьте, это бросовая цена.
– Хорошо, я согласен.
– О-ла-ла! Договорились. Вы что-нибудь слышали об Ордене Мантикоры?
– Орден Мантикоры? – нахмурился Фернан. – Нет. Впервые слышу.
– Вот посмотрите. – Барон залез во внутренний карман бархатного камзола и протянул «василиску» сложенный вчетверо листок. – Насколько это похоже на то, что было намалевано… наррисовано на стене кабинета маршала?
На листке был изображен круг, а в кругу стилизованный лев с крыльями и скорпионьим хвостом.
– Они идентичны.
– Так я и думал. Оставьте бумагу себе, я живописью не увлекаюсь, так что мне она без надобности.
– Кто это рисовал?
– Один из тех, кто входил в Орден. Мелкая рыбка, ничего интересного.
– Я могу с ним поговорить?
– Он умер. Так неожиданно… На следующий день после разговора со мной.
– И умер он не случайно?
– Случайность? Нет. Скорее всего, закономерность. Я подозревал нечто подобное. Смеррть подстерегает всех болтунов. Ода!
– Так все же, – рыба сама плыла к Фернану в руки, и сейчас надо было ее не спугнуть, – что означает этот рисунок? Я никогда не слышал, что у святых отцов есть подобный Орден.
– Святые отцы? – барон неожиданно расхохотался. – О нет, маркиз! О нет! Святые отцы, насколько я знаю, здесь ни при чем. Вы не там ищете. Мой дружеский совет – обрратите свой взгляд не на клириков, а на военных!
– Но… – начал было Фернан и осекся. Прямо перед ними стоял тот самый грустный мим, что совсем недавно поддразнивал Абоми.
Маркиз и барон с интересом воззрились на него. Тот в свою очередь на двух господ-дворян. Протянул руку, как видно желая коснуться Жерара де Альтеньи, но наткнулся на невидимую стену. Изобразив на лице удивление, мим ощупал неожиданную преграду. Попытался пройти, но «стукнулся» головой и с видимым удивлением отступил на шаг, с досадой потирая лоб. Физиономия у мима была такая, словно он вот-вот разрыдается. Посол отреагировал на маленькое представление талантливого балаганщика оглушительным хохотом. А вот Фернан ничего смешного не находил, хотя про себя и отметил, что актер, показывающий пантомиму, бесспорно талантлив. К тому же сеньор де Суоза не понимал, чего этот парень к ним привязался, словно, кроме них, на площади никого не было. И прогонять нельзя – сегодня праздник, а прогнать актера в праздник, когда все веселятся, а на столы выставлено дармовое угощение и вино, – дурной тон. Даже для дворян.
Тем временем мим, кажется, нашел выход из сложившейся ситуации. Он достал наваху, раскрыл лезвие и ударил ножом по только ему видимой стене. Не получилось.
– Поберри меня Искуситель! – пророкотал барон сквозь смех и запустил руку в свой кошелек, нашаривая мелкую монету. – Этот фигляр талантлив!
Мим между тем, явно обрадованный, что его труд будет оплачен, повторил попытку, разбить «стену». На этот раз ему повезло. Бутафорская наваха без всяких проблем миновала преграду и ударила посла в область сердца. Смех Жерара де Альтеньи превратился в хрип, он зашатался и стал валиться на спину.
Еще никто ничего не понимал, очевидцы посчитали, что это часть разыгранного представления. Кто-то из горожан даже захлопал в ладоши. Барон лежал на мостовой раскинув руки и смотрел мертвыми и безмерно удивленными глазами в небо. Сквозь бархатный камзол посла проступала кровь.
120 
