Особенно,... 
39 
— Слабо?
— Угу.
— Значит, нам повезло, что он кретин…
Умная система воздухоснабжения Убежища зафиксировала повышенное задымление в коридорах шестого яруса и включила вытяжку. Дым постепенно рассеивался, видимость улучшилась, и Герман выбрался в коридор, где еще недавно скрывался Деррик. Ральф, все еще не веря, что предатель убежал, выглянул в коридор с опаской. Сквозь рассеивающуюся дымку оба охотника увидели в стене позади себя, в месте, куда ударила топийная граната, огромную рваную черную дыру.
— Что это? — пробормотал Герман.
Ральф осторожно подошел к дыре и посветил в нее фонарем.
— Ты не поверишь, но, кажется, этот гад проломил стену… и, сдается мне, это… это тоннель подземки.
— Быть того не может!
— Еще как может, — покачал головой Ральф, — видно, стена от времени истончилась.
— Тогда где рельсы? — Герман осматривал пространство, открывавшееся за дырой, не без опасений.
— Ну, может, это какое-то из технических помещений подземки. В любом случае Деррик решил спрятаться в подземных коммуникациях Города.
— Он всегда был дураком! — произнес Герман. — Впрочем, как и наши предки, удумавшие строить Убежище поблизости от входа в подземку. Удивляюсь, как это жевалы до сих пор не прогрызлись к нам в гости.
— Я слышал от стариков, что раньше часть подземки использовалась как Убежище и Убежища имели выход в подземку.
— Мне надо найти Ворона, — принял решение Герман. — Сиди здесь, карауль, чтобы никто к нам не влез.
— Ты с ума сошел?!
— Говорю тебе — сиди здесь. У тебя ружье, если что — стреляй. Я должен предупредить тех, кто наверху.
— А что, если Деррик понял, что сглупил, и вернется?
— Но ты ведь умеешь стрелять, правда? — сказал Герман и, не дожидаясь ответа, побрел к телу Гнева.
Когда он поднял крысокота на руки, зверь еще дышал. Прерывистое дыхание вырывалось из его простреленного легкого, он хрипел, глаза его были мутными, на носу выступила кровавая пена. Герман держал Гнева на руках и гладил по мягкой редкой шерсти. Зверь угасал на глазах, его опаленный бок вздымался все реже и реже. Потом глаза крысокота вдруг широко распахнулись, Герману показалось, что зверь посмотрел на него с осуждением. Крысокот вздрогнул и затих навсегда…
— Гнев, дружище, прости меня за все. — Герман почувствовал, как его глаза наполнились слезами. Они столько прошли и пережили вместе, что теперь поверить в эту потерю было просто невозможно.
«Я должен похоронить его сам», — решил Герман.
— Я пока положу тебя здесь, — сказал он, распахнул один из металлических шкафов и осторожно положил остывающее и казавшееся теперь таким маленьким тельце на нижнюю полку, — я обязательно вернусь за тобой и похороню…
Герман осторожно прикрыл дверцу шкафа, словно слишком громкий хлопок мог побеспокоить Гнева, и почувствовал, что его переполняет горечь, а в горле появился комок, не дающий спокойно дышать. Он потряс химфонарь, чтобы горел ярче, и побежал к лестнице, надеясь только на одно: Ветродувы все еще держат оборону возле Убежища и Меганики не успели ворваться на нулевой уровень. Ведь там находятся беспомощный, обессилевший от потери крови Гюнтер, и Франц, которому «однажды показывали, как надо обращаться с гранатометом».
«Я должен успеть! Я должен спасти их!» — думал Герман, прыгая по ступенькам уже осточертевшей ему за этот бесконечно долгий день лестницы…
В помещении возле подъемника царила тишина. Там было так тихо, что, преодолевая последний пролет, Герман думал о том, что сейчас увидит одних мертвецов. Он стремительно вбежал в залитую кровью комнату.
Франц сидел возле стены и бессмысленно глядел в пространство. Герману даже показалось, что он мертв, но потом Госпитальер медленно повернул голову, и охотник убедился, что с мальчишкой все в порядке. Гюнтер завалился на бок, глаза его были закрыты.
— Он умер, — сказал Франц бесцветным голосом, — я все делал, как полагается, а он все равно умер… умер… А где Гнев и где…
— Ральф внизу, — коротко ответил Герман и скрипнул зубами, — Гнев погиб…
— Ох! — выдохнул Госпитальер. — Я…
— Вставай, пошли. — Герман протянул Францу руку. — Мы должны найти Ворона.
Не обратив внимания на протянутую ему ладонь, Франц поднялся на ноги сам, в глазах его стояли слезы.
— Я просто не могу поверить, что все это происходит со мной, — проговорил он. — И Гюнтер, и Гнев… А я… я… Госпитальеры ведь неприкасаемы. Я никогда не думал… — Франц приложил пальцы к вискам и принялся их массировать, качая головой.
39 
