Последние отзывы

  7  

– Что случилось, казаки? И кто это здесь?

Тогда Карабанов поднял лицо кверху, тихо ответил:

– Аглая, не бойся… Это – я…

Подошли казаки и, грубо похватав поручика за руки и за ноги, просунули его внутрь коляски – прямо в теплоту ее дыхания, в знакомый аромат ее духов. Прямо – к ней.

И, разбитый до мозга костей от бешеной скачки, уже не в силах осознать своего счастья, Карабанов упал на высокие подушки и повторил:

– Это – я… Не сердись: это опять – я…

5

– Зачем вы это сделали? – вдруг строго спросила женщина. – Я не скрою, что рада вас видеть, но… Два года, по-моему, – срок не малый, и пора бы вам, Андрей, забыть меня и не делать больше глупостей.

С гневной обидой Карабанов пылко ответил:

– Чтобы только увидеть вас, я загнал лошадь, которой нет цены. Как вы можете?.. И если вам мало одного моего безумства, я могу совершить второе: выйти из коляски и следовать до Игдыра пешком!

Хвощинская с грустью улыбнулась.

– Узнаю вас, – ответила она. – Узнаю, увы и ах, прежнего… Но только второе безумство, Андрей, пусть по праву принадлежит мне: я не выпущу вас из дормеза…

Карабанов посмотрел ей в лицо: оно и смеялось, оно и печалилось с ним вместе – почти одновременно. И та же вздернутая, как бы в удивлении, жиденькая бровка над карим глазом, и та же крупная родинка на левой щеке, и тот же завиток золотистых волос, который он поцелует, если… захочет.

– Ну, довольно!..

Хвощинская ударила его перчаткой по острому колену, обшитому леем, и повторила:

– Ну, довольно… Глупый. Ах, какой же вы неисправимо глупый! И неожиданный в моей судьбе, как всегда. Вот уж что правда, так это правда!..

Коляску трясло, керосиновый фонарь, привешенный в углу, мотался из стороны в сторону.

– Что забросило вас сюда, на край отечества? – спросил Андрей, понемногу успокаиваясь.

– Сейчас еду к мужу.

– Он просил вас об этом?

– О нет! Еду по доброй воле. Через Красный Крест. Харьков я оставила навсегда. Мне было там скучно… Вот еду – к мужу.

– Вы настолько любите его? – подозрительно и мрачно осведомился он.

– Грешно говорить, но пожалуй…

– Нет, – досказал за нее Карабанов и весь радостно просиял, блеснув зубами.

– А вы не смейтесь, Андрей, – заметила она с нежным упреком. – Я ведь его жена…

– А я вам писал. Мне было очень горько знать, Аглая, что вы принадлежите другому… Почему же вы даже не отвечали мне?

– Муж советовал не делать этого.

– И вы… послушались?

– Да. Он достоин того, чтобы прислушиваться к его советам…

Карабанов отодвинул шторку окна. Светало. За путным стеклом бежали лесистые увалы, вдалеке пробуждались горы. Рядом с каретой, держа пики у седел, скакали неутомимые казаки, вглядываясь в синеватую мглу.

– Я понимаю, – сказал поручик, подумав. – Но только… Ведь не я один был виноват в нашей разлуке.

Она усмехнулась:

– Я очень изменились за эти два года. Не подумайте, Андрей, что я осталась прежней. И сейчас я бы уже не позволила вам так обманывать меня, пользуясь моей наивностью и неопытностью!

– Не надо об этом, – попросил Карабанов. – Я вас любил. Я действительно любил вас…

Ответ ее был прост и печален:

– Я вас тоже любила, Андрей, но вы такой человек, что на вас трудно положиться.

– А на него, на вашего мужа, можно?

– О да!

– Он молод, как и я? – ревниво спросил Карабанов.

– Совсем нет. Что вы!

– Он в больших чинах или, может, красив?

Слабо загораживаясь руками, Аглая сказала:

– Не надо… прошу вас…

– Тогда он, наверное, богат? – настойчиво выклянчивал Карабанов, мучаясь сам и мучая женщину.

– Умоляю – не надо. Зачем это вам?

– Хорошо. Я не буду…

Помолчали.

– Чей это мундир на вас? – спросила Аглая, круто переводя разговор на иную тему.

– Вы знаете, что я не ношу вещей с чужого плеча, – резко ответил поручик. – Это мой мундир.

– Вот как? Но я вас никогда не видела таким, – искренне удивилась Хвощинская. – Кто же вы теперь?

Карабанов куснул губу, отвернулся:

– Намного ниже того, кем был. И смею думать, что стал от этого намного лучше… Имею честь представиться, – и он играючи присел рядом с ней. – Казачий поручик второй сотни Уманского полка. Можете пренебрегать мной: ни серебряных труб, перевитых георгиевскими лентами, ни сданных знамен – ничего нету. И все – впереди!

– Воображаю, как это интересно, – улыбнулась Аглая и, поправив складки ротонды, слегка отодвинулась.

  7