Последние отзывы

  7  

— Тарсия, госпожа.

— Ты гречанка?

— Мой отец был греком, а о матери я почти ничего не знаю. Она умерла совсем молодой.

— Вот как? — задумчиво произнесла Ливия. Потом спросила — Прежде ты жила в Риме?

— Нет, госпожа. У моих бывших хозяев поместье близ Тибура. А в Рим меня привели перекупщики, чтобы подороже продать. — И вдруг проговорила срывающимся голосом: — Почему ты купила меня, госпожа, купила, не торгуясь, не подумав о том, стою ли я таких денег, не прочитав, что написано на табличке, которая висела на моей груди?!

Ливию поразил этот внезапный порыв откровенности и смелости, но она не подала виду и спокойно промолвила:

— Я купила тебя потому, что не хотела, чтобы такая молоденькая девушка попала в руки отвратительного торговца женским телом. — После чего прибавила: — Так ты грамотная, Тарсия? Умеешь читать?

— И писать, госпожа. И мне известен язык моей потерянной родины. Меня научил отец. Он был образованным человеком — всю жизнь обучал господских детей.

Ливия внимательно смотрела на коленопреклоненную рабыню. Не похоже, что эта девушка строптива, как предположила Юлия. Серые глаза Тарсии напоминали серебряные зеркала: они отражали окружающий мир и тщательно скрывали свой, и… было в них что-то еще, какой-то тайный, дарованный богами огонь, который не смогли погасить пережитые невзгоды. Внезапно Ливия вспомнила слова первого покупателя о следах от треххвостки на теле девушки и твердо сказала:

— Ты должна рассказать о себе всю правду, Тарсия, иначе я не смогу тебе доверять.

Рабыня робко прикоснулась лбом к коленям хозяйки.

— Я сделаю все, чтобы заслужить твое доверие, госпожа.

— Хорошо. Тогда садись вон на ту скамью и рассказывай.

Рабыня послушно поднялась на ноги, потом села и начала говорить — сквозь глухую усталость в ее голосе явственно пробивалось волнение:

— Не знаю, с чего и начать, госпожа. Как я уже говорила, меня воспитал отец: я очень уважала и любила его. Наш первый хозяин был хорошим человеком, он даже обещал в награду за многолетнюю службу отпустить отца на свободу. Но случилось иначе — хозяин разорился и, чтобы расплатиться с долгами, был вынужден продать свой дом в Капуе и наиболее ценных рабов. Мой отец так расстроился, что тяжело заболел и вскоре умер, а меня купил один богатый землевладелец, якобы для своей жены, которой хотелось иметь в доме образованную рабыню. Сначала мне жилось неплохо, если б только не горе, причиненное кончиной отца. Меня приставили к госпоже, я одевала и причесывала ее, и еще читала ей вслух, хотя она не слишком любила книги. А потом… Хозяин — он был уже немолод, — стал как-то странно посматривать на меня, иногда норовил ухватить за локоть или ущипнуть. И я очень тревожилась, поскольку понимала, что у него на уме.

— Нужно было пожаловаться госпоже, — вставила Ливия.

— Она бы приказала высечь меня, только и всего! А хозяин делался все настойчивее, однажды открыто заявил, что если я уступлю и в тайне от госпожи стану позволять ему делать то, что он хочет, он будет давать мне деньги на сладости и ленты, а если нет, то прикажет снять с меня одежду и выпороть, после чего отправит в подвал, где живут рабы, занятые на полевых работах. И я постоянно мучилась от страха и стыда, не зная, что делать. А чуть раньше… — Тарсия запнулась, умоляюще глядя на Ливию, — та решительно кивнула, приказывая рассказывать дальше, и тогда рабыня тихо продолжила: — Я познакомилась с одним юношей — он ухаживал за хозяйскими лошадьми. Вернее, я заметила его давно, когда меня еще только привезли в этот дом, но не осмеливалась с ним заговорить. И он не решался, хотя я видела, как он украдкой посматривает в мою сторону. Он был из галлов, — говорили, его захватили в плен во время последнего галльского восстания и продали в рабство. Сначала он работал на виноградниках закованный, но потом с него сняли колодки и через некоторое время поручили уход за лошадьми — в этом он, как многие галлы, был особо искусен. И очень скоро я поняла, что он по-настоящему нравится мне, госпожа…

— Галл? — удивилась Ливия. — Что могло быть общего между тобой, образованной девушкой, и варваром?

Тарсия приложила ладони к горящим щекам.

— Не знаю, госпожа. Я не думала о том, кто он, а кто я, я не думала ни о чем… И потом я всегда была рабыней, тогда как он родился свободным… Хотя нет, дело вовсе не в этом…

«Страсть, — сказала себе Ливия, — наверное, это была страсть». Она вдруг вспомнила, как однажды ездила в загородное поместье ранней весной, вспомнила запах полей и свежего ветра, дыхание пробуждавшейся природы, могучей волной поднимающееся от земли, такое неукротимое, всеохватывающее, великое…

  7