123 
На разбитых палубах катеров стонали раненые и обгорелые матросы. — В воздухе тяжко нависал приглушенный рокот усталых моторов, возгласы офицерских команд и грохот прибоя, что рушился на черные камни. Пахло удушливой гарью недавно затушенных пожаров и острым запахом бензина. Вернувшиеся с победой торпедные катера, на гафелях которых развевались пронесенные через огонь атак гвардейские флаги, швартовались к пирсам родной и милой гавани.
Еще не остыв после сражения, Сережка кричал солдатам, руки которых неумело ловили свистящие в полете мокрые и длинные змеи швартовов:
— Куда, куда ты его?.. Тяни на третий пирс, тебе говорю!.. Заворачивай на кнехт!.. Так-так-так-так!.. Еще раз!..
Ходивший с катерами на операцию контр-адмирал Сайманов положил на плечо ему свою широкую руку.
— Спокойнее, юноша, — сказал он. — И… все в порядке!
«Все в порядке… Все ли?» На дивизионе семь раненых, один из них наверняка не выживет; в борту одного только «Палешанина» девятнадцать пробоин, из которых три — ниже ватерлинии, заделанные на скорую руку чуть ли не бушлатами. И все-таки, решил Сережка, контр-адмирал прав: в Варангер-фиорде наведен «порядок» — три фашистских транспорта, груженные никелевой рудой, лесом и рыбными консервами, расколоты торпедами, словно орехи. А за компанию с ними пошел хлебать воду и миноносец, командир которого в самую неподходящую минуту вздумал отыграться от катеров своими пятидюймовками. Сережка видел, с какой злобной силой дернул тогда Никольский рукояти залпа, точно хотел выбить торпедой из головы гитлеровца это опасное заблуждение: «Не отыграешься, на, получи!..»
— Все в порядке, товарищ контр-адмирал, — ответил Сережка, успокаиваясь, и ему стало жалко, что Сайманов снял с его плеча руку: тяжелая и горячая, она напоминала добрую руку отца…
Вечером, когда израненный катер вытащили на береговые слипы и в отсеках его не было слышно привычного плеска волн, Сережку вызвал к себе Никольский.
Офицер, в распахнутом по-домашнему кителе, сидел за выдвижным столиком, и лампа бросала яркий сноп света на его лицо, оттеняя тонкий хрящ носа и выпуклые подвижные дуги бровей.
— Садись, — предложил он своему юному боцману. — Там рабочие придут пробоины заваривать, надо их покормить…
— Есть, товарищ старший лейтенант. Какао приготовим, печенья после похода целый ящик остался… А что еще?
— Ну и достаточно. — Никольский взял со стола большой уродливый осколок. — Вот, — сказал, — рубку пробил, мне на реглане локоть распорол… повезло! — Он бросил осколок в угол, и кусок металла тяжело стукнулся о переборку. — Ты не догадываешься, зачем я тебя вызвал?
— Не имею представления, — ответил Сережка, пожав плечами.
— Так вот, — продолжал Никольский, — парень ты молодой, а уже прошел школу войны, морские качества у тебя такие, что можно позавидовать, есть у тебя сообразительность, и во многом разбираешься неплохо…
Сережка внутренне насторожился: к чему готовит его командир?
— Надо тебе учиться, Рябинин! — неожиданно закончил Никольский и пересел на койку поближе к боцману.
— Как учиться, товарищ старший лейтенант?
— А как все учатся… Ты офицером флота быть хочешь?
— И не скрываю: конечно, хочу.
— Тогда за тобой дело. Меня контр-адмирал сегодня спросил: «А что — Рябинин у вас так и думает боцманом оставаться на всю жизнь?..» Так что давай-ка мы с тобой решим, что делать дальше…
Сережка смущенно потер плечом скулу:
— Ведь у меня, товарищ лейтенант, образование небольшое.
— Сколько?
— Всего семь. Война вот…
— Ну, не беда, — успокоил его офицер. — Сразу в училище не попадешь, сначала подготовишься. На три года позже лейтенантом станешь… Ты чего это смеешься, боцман?
— Да так… вспомнил, как я впервые в море вышел. Странно! В трюме зайцем сидел, а сейчас… не верится даже!
— Ну так, значит, решено? — спросил Никольский.
— Конечно!
— Тогда садись за стол, пиши рапорт, автобиографию…
— Что?.. Сейчас разве? — Сережка от удивления даже привстал с койки, стукнувшись о низкий подволок.
— А как же ты думал? Конечно, сейчас.
— Я думал, после войны.
Никольский неожиданно рассердился.
— Да ты что! — крикнул он. — Зачем бы я тогда заводил весь этот разговор?.. Сейчас, сейчас!
— Благодарю вас, товарищ старший лейтенант, — ответил Сережка, — но я отказываюсь.
— Почему?
— Войну закончить надо.
123 
