Особенно,... 
184 
В какой-то момент майор Френк, стоя на площадке второго этажа, увидел русского офицера. В руках у него была немецкая винтовка, и он вламывался в самую гущу егерей, пытаясь пробиться к лестнице. Ему удалось это сделать. Вслед за ним матросы рывком взбежали наверх, и комендант сразу очутился в кольце штыков. Расстреляв всю обойму, он вырвался из этого кольца и быстро поднялся на площадку третьего этажа. Дальше отступать было уже некуда. Оставались еще только люк чердака и крыша… Майор выстрелил в русского знаменосца. Не попал. Знамя поднималось все выше и выше. Один егерь полетел в провал лестничной клетки. В тесной схватке, лицом к лицу, хрустели кости, звякали штыки. Из первого этажа доносились разрывы гранат. Четкая стрельба автоматов заглушала крики и стоны. Зарядив последнюю обойму, Френк, уже влезая в люк чердака, снова увидел русского офицера. С лицом, залитым кровью, без шапки, он продолжал идти среди своих матросов.
На чердаке отсиживались двое егерей. В момент появления коменданта они решали вопрос своей жизни: как бы перебраться с крыши на скалу?.. Френк, грозя пистолетом, почти силком сбросил их в люк. Случайные пули иногда пробивали потолок и выскакивали перед Френком вертикально. Майор почувствовал, что задыхается, и схватился рукой за быстро колотившееся сердце. Его ладонь нащупала в кармане жесткий переплет шведского паспорта, и от этого сердце забилось еще сильнее.
В эти минуты комендант не думал о крахе Лапландской армии или о судьбе третьей империи, как не думал и о тех, кто сейчас удерживал вход на чердак. Он просунул голову в слуховое окно, смерив расстояние от края крыши до гребня скалы: «Нет, не перепрыгнуть!» И в этот момент майор понял, что мысли о Швеции — это лишний бред, от которого надо немедленно освободиться, чтобы он не мешал умереть.
— Я старый солдат, — сказал он зачем-то вслух и окончательно утвердился в необходимости умереть.
В окне еще стоял брошенный ручной пулемет, Френк забился под низкий скат крыши, поставив пулемет перед собой. «Надо умереть, как и подобает солдату». Дуло пулемета он уставил на просветленную щель люка. Когда в нем покажутся русские, он нажмет пальцем курок, и пулемет скосит их. При этой мысли ему стало легче. Появилась даже какая-то надежда на будущее. Ведь действительно, он находится в выгодном положении. Оставаясь неуязвимым, можно продержаться здесь до подхода автоколонны из Печенги, не пропуская на чердак ни одного русского…
Шум схватки стихал, и скоро в люке показалась голова. Френк узнал эту голову — голову русского офицера. Самаров что-то говорил вниз, не спеша поднимаясь по лестнице. Вот он уже по грудь высунулся наружу.
«Пора…»
Френк стал плавно давить пальцами на спуск. И когда оставалось сделать еще малейшее движение, чтобы пулемет начал свою работу, комендант снял палец с курка. Его лоб покрылся холодной испариной. Тело снова забила дрожь. В тот момент он понял, что может убить этого офицера, но других, идущих за ним следом, все равно будет не остановить. Они поднимутся и убьют его.
Майор ладонью вытер лоб и притих.
Внесли знамя. Чердак наполнился матросами, которые жарко дышали, громко разговаривали. Френк, затаив дыхание, замер в темноте. Высокий десантник, который нес знамя, взобрался на крышу. Кровельное железо загремело над головой коменданта. Подняв голову, майор увидел серый клочок неба над гаванью, охваченный розовым заревом догорающего пожара. Он уже понял, что матрос поднялся на крышу водрузить там знамя. И когда знамя будет поднято, Лиинахамари станет русской гаванью. И русские корабли придут сюда…
Комендант Лиинахамари вынул пистолет и навел его в просвет слухового окна, в котором виднелась фигура высокого матроса, стоявшего у знамени. Но потом медленно опустил пистолет и всунул себе в рот его тепловатый, кислый от порохового нагара ствол…
— Эй, кто там стреляет? — спросил Платов, устанавливая знамя.
— Это не в тебя, — ответил Самаров, светя карманным фонариком по углам. — Тут какой-то фашист пулю вогнал себе в рот… Ну как, укрепил?
— Укрепляю…
Лейтенант Ярцев
Вторую группу катеров с десантниками вел лоцман Оскар Арчер. На этот раз переброска в Петсамо-воуно шла на «морских охотниках». Двухсотдесятимиллиметровая батарея, которая своим басом задавала раньше тон всей артиллерии Лиинахамари, теперь молчала, а другие батареи отстреливались вяло, словно сознавались в своей беспомощности…
184 
