Особенно,... 
22 
Никонов на своих плечах дотащил аскольдовского боцмана до старинной крепости, где размещался партизанский отряд; потом спустился в подвал, куда привели освобожденных из гитлеровского плена людей.
— Встать! — скомандовал Иржи Белчо, когда Никонов появился в дверях.
Саша Кротких медленнее всех поднялся на ноги и этим сразу привлек внимание Никонова.
— А ну-ка сядь! — сказал он ему.
Саша Кротких, удивленно посмотрев на всех, сел.
— А теперь встань!
Матрос встал.
— Ну как, исполнять команды научился?
— Понял. Дисциплинка — ничего, подходящая!
— Слава богу, если понравилась, — усмехнулся Никонов. — А теперь рассказывай, как в плен попал. Да только знай: солжешь — не помилую!
— А чего там рассказывать? Затонул наш мотобот, мы в воде плаваем, а немецкий «охотник» на нас прет. Вот лейтенант и говорит: «Ребята, над вашими жизнями я не волен, каждый хозяин своей судьбе, а только я поступлю так…» Выпустил он воздух из спасжилета, пошел на дно. Потом и боцман попрощался с нами. Наконец осталось нас двое… Дальше, что ли, рассказывать, командир?
— Рассказывай, — сухо ответил Никонов.
— Ну ладно, хотя и тошно вспоминать это… Осталось нас, значит, двое: я и Федюнька. Обнял он меня и говорит: «Ну, Сашко, я последним быть не желаю, прощай!» Может, не надо дальше, командир? Не тяни душу!..
— Рассказывай!
— Ну слушай… Подошел немецкий «охотник» и взял меня в плен. Вот и весь мой рассказ. Амба!
— Не понимаю! — и Никонов стукнул кулаком по столу.
— Чего не понять-то?
— Не понимаю, как ты в плен попал!
— Вот чудак, командир! — попробовал отшутиться матрос. — Ведь я только что об этом рассказал.
— Ты о другом рассказал. О том, как ты сдался в плен, вот о чем! А по законам военного времени я имею право тебя расстрелять за это, как за измену Родине, понял?
— Понял, — мотнул головой матрос.
— Ну, тем лучше для тебя. Вот давай пойдем, и я тебя расстреляю.
— Сейчас?
— Да.
— Эх, командир, даже одного дня на свободе пожить не даешь?
— Некогда мне, — сурово ответил Никонов, заталкивая в пистолет обойму, — вон видишь, сколько вас, и с каждым разобраться надо…
Семушкин, покачав головой, растерянно протянул:
— Вот это да!..
— Чего — да? — на корявом русском языке ответил ему Белчо. — Обожди, и до тебя доберемся…
Саша Кротких побледнел, подошел к Никонову вплотную.
— Здорово же ты разбираешься, правых и виноватых — всех в одну кучу валишь!
— Лес рубят — щепки летят… Пошли!
Вышли. Закурили.
— Хорошие сигареты, — похвалил Саша.
— Ничего, курить можно, — согласился Никонов.
Крепость осталась далеко позади. Высокий кустарник скрывал ее.
Остановились.
— Здесь? — спросил Саша Кротких.
— Можно и здесь.
— Ну, тогда стреляй… Или жалко стало?
— И не подумаю жалеть. Поворачивайся.
Саша Кротких повернулся. Неожиданно сдавленным голосом сказал:
— Только бей в затылок. Это, брат, самое верное…
Шумели кустарники. Какая-то птица кричала в ночи.
— А знаешь, командир, почему я в плен сдался? — спросил матрос.
— Ах, все-таки — сдался?
— Ну, пусть будет по-твоему — сдался.
— Почему?
— Да это так просто не объяснишь.
— А ты — сложно, я пойму.
— Боюсь, не поймешь.
И неожиданно горячо заговорил:
— Вот потонул Федюнька Алмазов, а вода прозрачная-прозрачная. Видно, как он погружается. И лицо его кверху повернуто, и глаза его вижу. Большие такие! Вижу по этим глазам, что жить парень хочет — во как! Огляделся я тогда: сопки — белым-белы, черемуха цветет; солнце светит — такое ласковое! И чайки надо мною крыльями хлопают: «Чьи вы, чьи вы?» — спрашивают. И вот, командир, хочешь — верь, хочешь — нет, а только не хватило у меня сил с этой жизнью расстаться, А когда немцы вытащили меня из воды, я сразу решил: убегу — и три раза бегал, спроси у кого хочешь!..
— Все? — спросил Никонов.
— Все, — ответил Кротких.
— Ну, теперь поворачивайся!
— Командир, ты прав, но, может, не надо?
— Повернись.
Повернулся матрос. Заплакал.
Собрал Никонов все свои силы и с размаху ударил матроса по затылку.
Полетел матрос, ломая кустарник. Вспорхнули ночные птицы.
— Жив?
— Как будто жив, командир. Не пойму что-то.
— Ну, вставай! Встанешь — поймешь!
Встал Саша Кротких на колени перед Никоновым.
Сказал:
— Слушай, командир, если на этом все и кончится — спасибо тебе! Прав ты, командир! И прошу тебя: дай мне оружие, командир. Что ни скажешь ты мне — все исполню. На смерть пошлешь — пойду и смеяться еще буду! Только дай оружие!
22 
