очень нудно 
9 
Лицо старой няньки, с тройным подбородком, обильно облитым слезами, сморщилось, и с просительно-страдальческой интонацией она проблеяла:
– Бог с тобой, батюшка! Рази ж я могу неблагодарностью черной заплатить за твои доброту и ласку? Я ить всех графчиков твоих нянчила, понапрасну ты меня оговариваешь…
– Молчать! – затрясся от гнева граф.
Не находя себе места, он носился по комнате от стены к стене, словно вихрь. А ведь граф Ростовцев всегда был весьма сдержан, как и все представители их породы, включая и мужа Марго. Эдак его удар хватит! Не понимая причин столь сильной ярости дяди, Марго взмолилась, поглядывая на вошедшую тетушку в траурном платье и с мокрыми глазами:
– Дядя, объясните мне толком, что у вас произошло?
– Нас обокрали! – взревел тот, взмахнув руками. – Пробрались в мой кабинет, открыли ключом —! – ящик бюро и унесли тысячу рублей ассигнациями! И к сейфу тоже подбирались, а там – фамильные драгоценности! Я это понял по открытому шкапу с книгами! Да вот – не открыли-с! Не вышло-с!.. Но ты послушай, Маргарита, что такое несет наша Манефа! Она якобы видела вора! Ну! – подал он знак ладонью няньке. – Говори, говори. Я с удовольствием еще разок послушаю твою ересь!
Граф плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу и, постукивая ладонями о подлокотники, уставился в потолок, демонстрируя всем своим видом, что, мол, все, что доведется Марго сейчас услышать, есть лишь одна чистая ложь. Марго повернулась к няне, ободряюще кивнула ей, и та, порядком смущаясь и беспрестанно всхлипывая, поведала им такие «ужасы с кошмарами», от которых просто волосы дыбом вставали…
Манефу измучила бессонница: крутишься-крутишься, зевота одолевает, а сон нейдет, хоть ты лопни. Старуха села на постели, свесив вниз ноги, и вздохнула:
– Что ж это за напасть такая, прости господи?
Манефа взяла графин, хотела воды попить, а там – ни капли. Последнее время Манефу и жажда терзала, доктор сказал, мол, болезнь у нее какая-то сахарная, запретил ей кушать чай с вареньем и сладенькое. Дурак он, да и только: из-за сахара болезней не приключается! Нащупав босыми ногами тапочки, Манефа влезла в них, подкрутила поярче огонек в лампе, взяла ее в руки и засеменила к двери. Из людской она зашаркала на другую половину дома – в кухню, но тут вдруг откуда-то потянуло прохладой. Манефа поежилась. Оглядевшись, она увидела, что парадная дверь раскрыта, считай, настежь!
– Вышел кто, что ли? – недоумевающе проговорила она и направилась в ту сторону.
Она чувствовала себя здесь наполовину хозяйкой – ведь прожила она в этом доме всю свою жизнь, как же ей теперь не проверить, кто еще из домашних бессонницей мается? Оно ж вдвоем и веселее – за разговором-то ночные часы коротать.
Манефа подалась во двор. Никого… Тут и идти-то особо некуда, дорога уходит в сторону и ведет к воротам, перед парадным входом – лужайка с клумбой, за ней деревца растут, дальше – ограда, за особняком – конюшня и хозяйственные постройки. Фонари горят всю ночь напролет, вокруг все видно, а никого и нету! Кто же дверь-то открыл? Манефа вдруг наступила на метлу и чуть не упала. Это еще что, господи?! Прокоп у них и метет, и сторожит, но бросить вот так метлу на видном месте… это непорядок!
– Прокоп! – позвала она сторожа. – Уж не воры ли к нам забрались? Прокоп, подлая твоя душа, куды сбег?!
Тот не отозвался. Уснул небось, а завтра примется брехать, будто он всю ночь глаз не сомкнул! Подняв над головой лампу, Манефа побрела к конюшне – там же тепло, сторож-то наверняка на лавке дрыхнуть устроился. Но тут она услышала чьи-то легкие шаги со стороны дома. Оглянуться ей короткая шея не позволила. Старуха затопталась на месте, разворачиваясь всей своей круглой кургузой фигурой к дому. Да, шаги звучали с той стороны… Манефа подумала было пойти навстречу этому неизвестному, как вдруг дыхание у нее перехватило, и она так и обмерла, вытаращив глаза.
А увидела она женскую фигуру, спускавшуюся по ступеням особняка. Появление этой фигуры и вызвало у нее такое потрясение. По ступенькам медленно сошла вниз… Элиза!!! Покойница!!! Девушка что-то держала в руках. Она прошла мимо своей старой няньки, будто той и не было на белом свете. На девушке было то самое платье, в котором ее в гроб положили, а плечи ее покрывало какое-то незнакомое пальто-ротонда. Понимая умом, что такого просто быть не может – Элиза ведь покоится в могиле, свидетелей ее смерти – великое множество народа! – потрясенная Манефа еле вымолвила онемевшим языком:
9 
