38 
– Ну че, Орташки – козьи кругляшки, поквитаемся?! Щас я вам задам! Будете знать, как меня в мешке держать да ножищами в бока тыркать! – противненьким писклявеньким голоском проверещал Арториус в бесовском обличье и, не тратя времени на дальнейшие разговоры, набросился на палачей.
Подобно коршуну, заметившему внизу маленького ягненка, бесенок ринулся вниз, а затем, не долетев до одного из поднявшихся на ноги подмастерьев всего метра, перевернулся в воздухе и с силой саданул маленькими копытцами точно в лоб обомлевшего парня. Мгновенно потерявший сознание бедолага отлетел на пять шагов назад и повалился в камин, к его великому счастью, не горевший, в тот, на котором готовили еду, а не доводили до кондиции пыточные инструменты. Стоявший рядом парнишка не растерялся, подпрыгнул и попытался схватить летучего проказника за крылья, однако его реакция оставляла желать лучшего… Бесенок заметил движение за своей спиной, вовремя увернулся и наотмашь ударил острыми коготками по лицу ученика палача. В тот же миг своды подземелья содрогнулись от душераздирающего крика прыгуна, не приземлившегося, а свалившегося на пол, как мешок, и закатавшегося от жуткой боли. Вернард не видел, насколько страшны были последствия скользящего удара, поскольку несчастный закрыл обеими руками окровавленное лицо, но догадывался, что коготки бесенка наносят куда более глубокие раны, чем ноготки строптивой девицы.
– Чего рты раззявили, дармоеды?! – закричал палач, рывком могучих рук содрав с себя фартук, а затем, ловко перепрыгнув через широкий пыточный стол, направился в сторону зависшего в воздухе беса. – Живо к сундуку, кандалы тащите! Я ж пока бесятину угомоню!
– Ух ты, какие мы жирные да грозные! – тоненьким голоском пропищал бесенок, взмахнув крылышками и мгновенно оказавшись под самым потолком. – А порхать бабочкой хряк-переросток умеет?!
– Рожденный хрюкать летать не может! – изрек Вернард, точно скопировав издевательскую интонацию улизнувшей ввысь жертвы, а затем, мерзко улыбнувшись, добавил: – Но у нас, палачей, свои фокусы, а без них никак… каждое убожество напакостить да сбежать пытается!
Грузный палач не подпрыгнул, не обратился птицей, а просто открыл рот и издал такой протяжный и грозный рык, что задрожали своды, а перепуганные подмастерья со звоном выронили на пол только что найденные в сундуке кандалы. Бесенок инстинктивно шарахнулся в сторону и, ударившись маленькой головенкой о потолок, камнем упал вниз, прямо в руки точно рассчитавшего место падения палача.
– Ух ты, мой маленький, от папули сбежать хотел, негодник? – ласково просюсюкал Вернард, умильно улыбаясь и нежно оглаживая огромной ручищей пушистое тельце бессознательной жертвы. – Ну, пойдем, пойдем, проказник, папочка тебе «а-та-та» сделает, чуток по розовой попке пошлепает!
Побег бесенка-перевертыша не удался. Через пару минут на его когтистых лапках и копытцах уже позвякивали блестящие кандалы, а еще спустя какое-то время подземелье Ортанов вновь содрогнулось от душераздирающих криков. Правда, никто из обитателей дома не удивился и не испугался. Они знали, что это великий мастер дознания с пристрастием, Вернард, взялся за работу.
* * *
Он пребывал в темноте, он был один, он сидел на маленьком табурете, единственном еще сохранившемся в целости предмете мебели, и, прислонившись спиной к сырой стене, внимал пустоте. Глаза инквизитора были закрыты, к чему утруждать веки, когда вокруг не видно ни зги? Удобная поза и легкое растирание ладонями колен помогали миссионеру расслабиться. За последние дни его старые, уставшие ноги проделали слишком долгий путь, а сколько они прошли вообще, прежде чем дошли до такого плачевного состояния? Об этом было страшно подумать, он и не думал. Инквизитор прервал отсчет прожитых лет очень давно, почти сразу же, как только начал экзекуцию над своим собственным телом.
Он выглядел на сорок, быть может, чуть старше. Женщины его еще любили, а мужчины не считали стариком, но сам-то он знал свой истинный возраст, хоть изо всех сил и пытался его позабыть. Сто семьдесят шесть лет, такой долгий век не выпадал еще ни одному человеку. Первые двадцать лет прошли спокойно в удаленном монастыре, последующая дюжина – пролетела, словно один краткий миг, словно одно безумное мгновение азартной охоты за нежитью. И вот в тридцать два один из лучших инквизиторов Церкви вдруг понял, что начал стареть: что члены слабеют, и реакция уже совсем не та. Три долгих года провел он в душевных терзаниях и в поисках; в поисках нового занятия и самого себя… Охота была его жизнью, охотник не видел смысла в существовании без нее, а она уже неблагосклонно относилась к его старческим потугам. И вот на тридцать шестом году жизни он принял решение, заключил сделку с тем, против кого и боролся. Пойманный в Далконте маг подарил ему долголетие и силу юности, а взамен получил жизнь, правда, ненадолго, через пару лет его сжег на костре другой инквизитор, более молодой и еще не боящийся грядущей старости.
38 
