– Когда я! – взвился Тимоха, но тут же застонал от боли, так как резко дернулся. – Но не когда меня! Разницу чувствуешь?
– За что тебя так? – Петя взобрался на стул, сложил на груди ручонки крест-накрест, выжидающе уставился на несчастного.
Раз опустили, значит, было за что. Тут отнекиваться, врать бессмысленно. А Тимоха нуждался в участии, жалея себя, хотел услышать слова жалости еще хоть от кого-нибудь, посему признался:
– Булькатый предложил дружить против Хачика. Я сдал его Хачику, думаю, Хачик сдал меня Булькатому. Больше не за что. Вот и все. Неблагодарная жирная свинья.
– Не любят они нас, – констатировал Шкалик. – С этими волками нельзя кентоваться. Им сколько ни делай добра, помнить не будут, а то и накажут, как тебя. Им только пасти надо рвать, рвать безжалостно.
– А... все из-за бабы! Попадись она мне!
– Не пори ерунды! – осадил его Шкалик. – Баба здесь ни при чем, она свою шкуру спасает, на то имеет право. Из-за бумаг Алекса все, это точнее. Так ведь? Ты хотел подлизаться к Хачику, а он тебя откинул носком ботинка, как кусок дерьма. А сами, я имею в виду Булькатого и Хачика, по моим наблюдениям, договорились меж собой на банкете. Меня не позвали в стаю. Нам с тобой тоже держаться надо вместе. И посмотрим, кто кого.
– Да что мы можем с ними сделать? – прохрипел Тимоха.
– Мы их тоже опустим, – криво улыбнулся Шкалик, наклонясь к Тимохе, который, услышав заветные слова, приподнялся на локтях. А Петя добавил, подмигнув: – По-своему. Ударили – ответь, так ведь?
Бег длился, казалось, вечность. Одежда высохла, разумеется, кроме куртки Каракуля. Лия уже не скулила, не ныла, плелась хвостом с полным безразличием за Каракулем, державшим ее крепко за руку. Иногда глаза у нее закрывались, а ноги бежали сами собой. Светало. Каракуль остановился, ориентируясь на местности, юноша повалился на землю.
– Ну, пацан, – обратился к нему Каракуль, – дальше нам не по пути. Тебе налево, нам направо. Бывай.
– Не прогоняй, пригожусь еще, – выговорил тот сухими губами, вытер лицо и встряхнул головой.
– Мне помощники не нужны, – отрезал Каракуль. – Особенно от Булькатого.
– Зря. Вас будут искать. Раз Булькатый держал девчонку в подвале, значит, она ему позарез нужна. А тебе, тебе не нужен свой человек у него?
– Да вы здесь все за рубль удавитесь. Посулит тебе Булькатый червонец, ты и выложишь, как бежал со мной из подвала, расскажешь, где мы засели. Так?
– Да он меня... – зло возразил юноша. – Я это понял. Своих же утопили. Я до конца дней не забуду подвал, крыс и ледяную воду. Я помогу тебе, поверь.
– Хорошо, – неожиданно легко согласился Каракуль. – Встретимся вечером. Принеси сигарет, ну и расскажешь, как там... у них. А сейчас иди, тебе нужен врач.
– Ты тоже ранен.
– Справлюсь. Вечером буду ждать в лесу, скажем, в шесть. У тропинки, что разветвляется на три, знаешь? Она у города одна такая, в три стороны ведет, и все в лес.
– Знаю. Жди. Я обязательно приду. Меня Вадимом зовут.
Он побрел на слабых ногах вниз. Каракуль подождал, когда он пропадет среди зарослей, только тогда помог подняться Лии.
– Не верь ему, – вымолвила она, шатаясь, как пьяная.
– Посмотрим, – сказал Каракуль, увлекая ее за собой. – Антон, не отставать.
– А скажи, скажи, что я тебе пригодился! Если б не мы с Раджем...
Мальчик, напротив, ожил, был бодр и принялся донимать Каракуля вопросами, требуя похвалы. Тот лишь кивал отрицательно или утвердительно головой, ворочать языком не было желания. Не сразу отыскали джип, еще покружили некоторое время, но нашли. Каракуль развел костер, принес одеяло, расстелил. Кожаную мокрую куртку приладил на воткнутые в землю ветки ближе к огню. Затем налил коньяка полкружки, протянул Лии:
– Выдохни и пей залпом.
Она понюхала, покривилась и протянула назад.
– Пей! – рявкнул он. Лия послушно выпила, передернула плечами и бухнулась на одеяло. – А теперь раздевайся.
Опьянение пришло моментально, но «раздевайся» дошло до сознания, Лия поползла от Каракуля, бормоча ругательства. Он поймал ее за ногу, подтянул к себе, снял свитер и бюстгальтер, растер спину, грудь, руки коньяком. Стащил юбку и то, что осталось от колготок, растер ноги, надел на девушку милицейскую форму и куртку, которую прихватили в охотничьем домике. Антон стоял тут же, глядя на экзекуцию и слушая, как мама, никогда не произносившая грубых слов, ругалась. Сопротивляться была не в состоянии, только отмахивалась и пыталась улизнуть от Каракуля. Наконец он оставил ее в покое, Лия отключилась. Каракуль осмотрел рану на предплечье. Пуля попала в мышцу и застряла там. Кость не задела, иначе рукой не пошевелил бы, – уже хорошо. Каракуль сначала продезинфицировал рану, вылив на нее коньяк, морщился, сжимая зубы.