28 
– Господин рыцарь, хода черного нет, но его можно быстро проделать! – неожиданно раздался за спиной призадумавшегося моррона тихий шепот солдата.
«А все-таки я молодец, здорово ребят выдрессировал! И ходят бесшумно, и дверными петлями не скрипят, – сам не зная почему, первым делом подумал Дарк. – Жаль, коль всем им погибнуть придется!»
– Я что, неясно приказ отдал?! Нет, так проделать! – так же тихо произнес Херцштайн, не повернув головы.
– Нашумим, господин рыцарь, тама по углам уж шибко много барахла всякого звенючего навалено, загромыхает так…
– Тогда отставить, – отменил моррон прежний приказ и тут же отдал следующий: – Сядьте на скамью и притворитесь мышами, немыми и безлапыми!
Дозорный разъезд не заподозрил ничего подозрительного и, проехав мимо трактира, скрылся за поворотом дороги. Дарк вздохнул с облегчением и, отпрянув от оконного стекла, собирался направиться к выходу. У троицы, затаившейся внутри трактира, было не более двух-трех минут, чтобы выйти наружу и перебежками добраться до леса. Однако удача изменила герканцам. Не успел моррон сделать и шага, как в окне вновь появились конские головы, а в ушах раздался приглушенный цокот копыт. Четверо конвоиров зачем-то вернулись, причем трое спешились на обочине, а один из шеварийцев быстро погнал коня в обратную сторону.
«Что это: обычная процедура, разведчик докладывает командиру конвоя, как дела на дороге, или все же что-то заподозрили? – пытался понять, что происходит, Дарк, вернувшись к окну. – А может, у трактира остановиться решили? Коней попоить, самим пожрать, да по нужде великой да малой, в уютный теплый амбар сбегать? Ох, не нравится мне эта компания у дороги! Почему сюда не идут, да и в сторону нашу совсем не смотрят? Неужто вспугнуть боятся? А не слишком ли я о них хорошо думаю? Это же всего лишь надсмотрщики. Повезло, видать, нам – тела трактирщика с дороги, похоже, не видно, иль за пьянчужку обычного его приняли. Убирать не спешат – мараться неохота!»
Гадать можно было долго, но правды все равно не узнать, пока неторопливые события не разовьются до своего логического и явно скорого конца. Пока же Аламезу и его солдатам оставалось только тихо сидеть и ждать, молясь о том, чтобы, судя по доносившимся до ушей звукам, уже приближавшийся конвой прошел мимо. Нет, конечно, Дарк подумывал, чтобы проскользнуть за спинами не очень-то и бдительных стражей, но это было еще рискованней, чем просто затаиться. В случае обнаружения их, естественно, прикрыли бы. Всего три бесшумных выстрела из кустов, всего три сдавленных хрипа, и вот возле лошадей три бездыханных трупа, однако увести лишившихся хозяев коней и оттащить тела в лес всяко не успеть. В ушах моррона уже нарастал неприятный звон кандалов и колодок.
Любая колонна пленных – всегда зрелище, преисполненное скорби и печали: одни обреченно бредут на смерть, скорую, в виде виселицы у дорожной обочины, или долгую, мучительную, в сыром каземате или на душной каменоломне. На лицах каторжников всегда видна печать обреченности и уныния. Не более радостны лики и конвоиров, ведь им каждый день на протяжении долгих лет приходится созерцать одну и ту же невзрачную картину и каждый миг бояться, что обезумевшие узники устроят мятеж и попытаются придушить их цепями иль впиться в глотки зубами, единственно доступным пленнику оружием. Любой конвой напоминает похоронную процессию, но с той лишь разницей, что покойнички пока еще живы, а провожающие их в последний путь не собираются говорить прощальных речей да пить вино за их упокой.
Все конвои военной поры одинаковы. Впереди едут командир и его охранники на сытых конях. По бокам процессии лениво шествуют неусыпные стражники, обожающие слушать собачий лай вместо пения да пронзительный свист плеток, плавно переходящий в удары о плоть и тихие стоны. В центре устало бредет серая-пресерая масса в несколько сотен косматых голов, источающая удушливый аромат, а замыкают шествие сборщики трупов, те, кто добивает выбившихся из сил да спихивает их отощавшие тела на обочину. Все конвои военной поры одинаковы, но, как оказалось, только не этот…
Стражников было немного, не более полусотни, причем основную массу, к радости Дарка, составляли пешие конвоиры. Однако, в отличие от посланных в дозор, надсмотрщики были хорошо вооружены: в боевых доспехах, со щитами и с настоящим оружием вместо обычных коротких мечей да плеток. Стражников было необоснованно много, учитывая то, что вели они не более двух десятков изможденных, израненных, валившихся через шаг с ног пленников. Собак не было, поэтому и лая было не слышно, а роль сторожевых псов исполняли прирученные волки, которых шеварийцы вели на цепях. Хвостатые стражи не лаяли, только щерили пасти да смотрели на едва передвигающее ногами мясо алчными, голодными глазами. Удивило Аламеза и то, что толпа заключенных не походила на серую, однородную массу. Она была пестрой, многоцветной, хоть краски одежд уже успели выцвести и потускнеть от грязи и дождей. Обветшалые, протертые да рваные хламиды, обильно покрытые грязью и кровью, бесспорно, еще недавно были герканскими военными мундирами. Не без труда Дарк узнал в жалком тряпье на еще более вызывающих жалость телах их носителей морскую форму военного герканского флота и красно-желтые мундиры родного мелингдормского полка.
28 
