43 
Палач-весельчак с седыми висками не заставил повторять приказ дважды, молча развернулся и ушел, удалился бесшумно, как парящий над землей призрак.
На свете нет ничего мимолетней и хрупче, чем женская красота. Ее цветок распускается быстро и тут же начинает увядать, постепенно превращая объект желания сначала в пожухший, но все еще пахнущий бутон, а затем в непривлекательную, сутулую старушку с клюкой. Печальная метаморфоза происходит всего за тридцать – сорок лет, срок достаточно долгий, но только не с точки зрения стареющей дамы. Сколько бы увядающая красавица ни заботилась о себе при помощи омолаживающих примочек, масок и кремов, сколько бы ни тратила средств на крайне опасные пластические операции, повернуть время вспять еще не удавалось никому. Цветущая внешне девица так и остается внутри увядшей матроной, которая никак не может смириться с неопровержимой истиной – стареть нужно с достоинством, даже если очень-очень хочется быть молодой и разжигающей огонь желаний.
К примеру, Лукаба, та самая вампир-девица, плененная рыцарями Ордена в Дукабесе и прихваченная Меруном с собой в Лютен, в свое время упорно стремилась избежать морщинок на коже и омерзительных складок на бедрах. Устав от невежества и алчности именитых докторов и шарлатанов-целителей всех мастей, бывшая маркиза Террон пошла на отчаянный шаг: принялась разыскивать вампиров, чтобы обменять бессмертие своей души на вечную красоту лица и прочей плоти. Поиски увенчались успехом, и за двести пятьдесят семь лет кровососания тело тридцатилетней дворянки совершенно не претерпело изменений. Избалованная вниманием мужчин и роскошью аристократка праздновала победу над природой, первые сорок лет с триумфом наблюдая, как старились и увядали ее подруги. Осознание совершенной ошибки пришло потом, а именно, когда роскошный катафалк помпезно отвез последнюю из соперниц на кладбище. Конкурировать уже было не с кем, а жить неимоверно скучно, каждая ночь походила на другую. Частые переезды и смены декораций в спектакле жизни, конечно, приносили свои плоды, но так и не смогли изменить главного – ее реального возраста. Лукаба по-прежнему оставалась прекрасным цветком, внутри которого томилась пресытившаяся и неимоверно уставшая старушка, мечтавшая о покое и ужасно боявшаяся смерти.
Именно страх перед холодным и непостижимым разумом небытием заставил вампира сдаться в Дукабесе, когда в неравном бою с рыцарями погибли почти все ее сородичи. Жажда жизни сыграла с бывшей маркизой злую шутку. Запертый в железном сундуке, мучавшийся от духоты и дорожной тряски вампир искренне жалел, что бросил оружие и, подняв вверх красивые руки, не разделил участь своих товарищей. Несколько долгих дней, растянувшихся на целую вечность, Лукаба терпела неудобства и пыталась найти ответ всего на один вопрос: «Что с ней собирались делать не знавшие сострадания к ночным созданиям рыцари?» В воспаленную голову женщины приходили разные мысли, каждая последующая страшнее предыдущей. Вампир знал, что ее убьют, но старался придумать способ оттянуть неизбежное. И вот когда трясущаяся при езде карета наконец-то остановилась, а снаружи стальной темницы стали слышаться незнакомые голоса, Лукаба поняла, что ее привезли к конечной точки маршрута, а может, и всей жизни.
Как только последний замок со звоном упал на землю, а крышка сундука открылась, в волосы Лукабы тут же впились сильные пальцы в стальной перчатке. Холодный металл царапал кожу и причинял боль, но это были лишь «ласки», нежные предварительные игры, по сравнению с тем, что маркизу ждало впереди. Плотно обтянувший голову вампира мешок и парочка стальных цепей, впившихся в руки и ноги, были излишними мерами предосторожности. Лукаба не собиралась набрасываться на врагов: глупо щериться, когда для боя и побега нет физических сил. Сражение с рыцарями истощило неутомимую девицу, а последующие дни, проведенные в пыльном дорожном сундуке, окончательно подорвали ее здоровье. Когда сильные мужские руки грубо поволокли пленницу сначала по двору, а затем по какой-то лестнице вниз, Лукаба вспомнила, как забавно выглядели не до конца осушенные ее жертвы. С виду могучие и крепкие тела едва шевелили трясущимися конечностями, ползали под ногами, моля о пощаде и расходуя последнюю жидкость на плач. Примерно так же теперь выглядела она, уставшая, голодная, обескровленная, но только не желающая унижаться перед смертью. Разве можно уговорить тех, для кого ловля и безжалостное уничтожение таких, как она, были главным, а возможно, и единственным смыслом жизни? Оголтелые фанатики и прочие, психически неполноценные субъекты, реализующие на стезе благородной борьбы с порождениями Вулака свои потаенные комплексы и жажду насилия, были глухи к просьбам и мольбам, как, впрочем, и она, когда впивалась острыми клыками в горло очередной жертвы.
43 
