98 
Сидя на ковре возле работающего на минимальной громкости телевизора, моррон курил пятую или шестую за последний час сигарету и пытался морально подготовиться к предстоящей встрече со старым другом. Обычно их рандеву после долгой разлуки проходили в более уютной обстановке, чем под северным мостом. К традиционно задаваемым Мартину вопросам: «Что происходит?» и «Что делать?» на этот раз добавился целых список, каждая из позиций которого звучала или как каверзное замечание, или как серьезный упрек. Дарк не мог понять и простить, почему они с Анри пропали много лет назад, так и не посвятив его в свои замыслы. Аламез чувствовал себя покинутым, обманутым и обиженным, после стольких лет совместной борьбы он рассчитывал на большую степень доверия.
Уже целый час Дарк ломал голову над тем, как поведет себя при встрече и что будет говорить, но мысли в голове играли со словами в чехарду, линия разговора не строилась, и, кроме истеричных обвинений в предательстве и скотском отношении к боевому товарищу, ничего толком не получалось.
«Они не смогли, почему-то не смогли предупредить меня. Наверняка есть какое-то логичное объяснений их поступков: спешка, невозможность связаться, а может быть, просто неуверенность, что я смогу воспринять правду такой, какая она есть на самом деле? Не стоит судить сгоряча, у меня слишком мало информации, чтобы высказывать предположения, я слишком близко к сердцу воспринял их поступок, чтобы быть беспристрастным, в то время как жизнь – чудовищно объективная штука… именно объективная, а не жестокая… – Дарк закончил прокурорствовать и окончательно переметнулся на позицию сочувствующего адвокату судьи. – Мартин никогда не любил слово „правда“, считал ее лишь корявым утрированным до безобразия отражением истины. Кто ищет правду, тот мечтает о справедливости и всегда делит людей на правых и неправых, пострадавших и виноватых. Истина же нейтральна, она не жалкий инструмент в руках судьи, она вообще никого не осуждает, а лишь показывает, как в действительности развиваются объективные процессы. Если бы меня сейчас кто слышал, то скорее всего обвинил бы в заумствовании на высокие темы. Эк, какие навороты накидал, какие огороды нагородил, самому тошно! Другое дело Фламер, старик всегда умел выражать самые трудные мысли на близком простому народу языке, притом незамысловатая форма повествования никогда не ущемляла содержания».
Дарк вспомнил о старом ворчуне и слегка улыбнулся. Отвлекшись от тягостных размышлений о предстоящей встрече, он закрыл глаза и попытался представить, как Анри объяснил бы различие между правдой и истиной простому крестьянскому парню из какой-нибудь удаленной деревушки: «Человек бежит по лугу и давит несколько десятков невинных букашек. Правдолюбец реагирует на сам факт содеянного – кучу невинно загубленных душ, затем озадачивается вполне уместным вопросом: „Кто виноват?“ Нога, но она всего лишь выполняла приказ человека; человек, но букашки такие мелкие, что глаз не в состоянии различить их в гуще травы. Следствие заходит в тупик, но вскоре находится козел отпущения. Виновата та девица, за которой гнался пастух. Именно ее легкомысленное поведение послужило причиной многих смертей.
В чем же истина?! А истина в том, что девушки будут всегда флиртовать, парни за ними бегать; ноги – давить того, кто меньше игольного ушка; сколько бы ни взывали букашки к справедливости, им ее все равно никогда не добиться!»
Прикладное философствование было прервано стонами и возней на кровати, девушка начала приходить в себя. «Кстати, прежде чем окончательно разругаться с Мартином, нужно спросить, зачем он подкинул мне эту диву?» – подумал моррон, выключив телевизор и приготовившись заняться допросом больной.
Девушка открыла глаза и удивленно захлопала длинными ресницами, заметив Дарка, подошедшего к кровати. Она не закричала и не стала делать резких движений, которые, по правде говоря, были и так невозможны в ее плачевном состоянии. Даже банальный вопрос, обычно задаваемый первым делом после внезапного пробуждения в чужой постели, прозвучал в ее устах как-то странно, по-особому, неординарно…
– Ты кто? – без капли притворства в голосе прошептала Диана, сощурив глаза и наморщив от пронзившей ее боли красивый лоб.
«Вот те на! Сначала ограбила, чуть не убила, а теперь еще и притворяется, что впервые видит…» – возмутился про себя Дарк и все-таки удержавшись от возмущений вслух, сел на ковер рядом с кроватью.
98 
