212 
– Вот и отлично, – широко и открыто улыбнулась Самбина, давно ожидавшая удобного случая под благовидным предлогом избавиться от набравшейся силы и снискавшей уважение в Ложе помощницы, ставшей для нее не менее опасным противником, чем Норик. – Возьми дюжину бойцов, очистите подземелье и присоединяйтесь к нам!
– Но… но это самоубийство! – Губы Каталины предательски затряслись, она слишком поздно поняла, что сама заманила себя в ловушку.
– Это война, а не бал благородных девиц, все мы смертны, всех могут убить. Я отдала приказ, выполняй!
Каталина колебалась: ослушаться госпожи означало подписать себе смертный приговор, выполнить приказ – то же самое, только с честью, которая, увы, по большому счету ничего не стоила. Уповать на поддержку клана не приходилось – в отряде ее явных сторонников было мало, слишком мало, чтобы предпринять какое-либо активное действие.
– Ух ты, как пахнуло, ух-уху! – вдруг запричитал гном, забегав кругами. – Во ужас, во смрад какой!
Пархавиэль картинно поморщился, состроил брезгливую рожу и интенсивно замахал вокруг своей головы руками, как будто отгоняя от себя испорченный воздух.
– Хватит юродствовать! – выкрикнул маг, пытаясь поймать за шкирку быстро промчавшегося мимо гнома. – Воняет здесь, что с того?! Мы все терпим, или до твоего утонченного гномьего обоняния только сейчас дошел чарующий запах прелой тины?! Прекрати концерты устраивать, терпи!
– Ты не понял, – вдруг совершенно спокойно произнес Зингершульцо, резко остановившись перед магом и прекратив корчить рожи. – Гнусностью и пакостью завоняло, маленькими хитренькими интрижками, прикрытыми красивыми словами о долге. Лично я такое терпеть не намерен, а ты как хочешь!
– Как ты смеешь, недомерок?! – закричала графиня, одарив Пархавиэля гневным взглядом и грозным боевым оскалом. – Еще никто не осмеливался…
– А мне плевать, – грубо перебил Зингершульцо графиню, – чего кто-то там осмеливался, а чего нет! Я говорю, что вижу, а вижу я поведение, недостойное вожака, командира, который не только за себя, но и за бойцов своих в ответе должен быть. Ты что думаешь, не видно, как девка потом покрывается, за тебя пашет и людьми, то есть вампирами за тебя управляет?! За это ты ее и ненавидишь, поэтому и боишься, а тут повод удобный представился…
– Заткнись! – взревела Самбина и хотела кинуться на гнома.
Однако Пархавиэль предугадал позыв души вампирши и высоко занес над головою секиру. Мортас тут же вмешался, склоки ослабляли отряд, который и так был слишком мал.
– Ты же знаешь, он прав, – произнес юноша, заслонивший своею спиною гнома.
– Не лезь не в свое дело! – прошипела разозленная дерзкими словами графиня.
– А я и не лезу, – равнодушно пожал плечами Мортас, – только гнома тебе тронуть не дам. Мартин, ты уж меня извини, но я внизу останусь, надо тылы прикрыть!
– Нет, ты пойдешь со мной, – прошипела Самбина уже менее грозно, но по-прежнему настойчиво. Графиню начинала бить нервная дрожь. – Я не вправе вмешиваться в чужие дела, но своим мечом могу распоряжаться, как захочу. Не могу я на убой оставить ни людей, ни вампиров!
– И я, – прозвучал из-за спины юноши голос гнома.
– И я, – уверенно произнесла Флейта.
– Да вы что, с ума посходили, или испарения ядовитые на ваши мозги так подействовали?! – пытался навести порядок маг. – Вы все со мной пойдете, вы мне наверху нужны!
– Плевать! – не сговариваясь, произнесла хором троица бунтарей.
– Отставить! – гулко разнеслось вдруг под высокими сводами.
Вступивший в разговор Тальберт добавил к армейской команде еще парочку нецензурных выражений, подчеркивающих его серьезный настрой и нелестно характеризующих мыслительные способности бузотеров.
– Маг прав, вы нужны наверху, – уже спокойно резюмировал пылкие высказывания полковник, а затем, к всеобщему удивлению, добавил: – Останусь я!
Внезапно повеяло холодом, облепленные зеленой слизью стены стали казаться намного сырее и омерзительнее, когда отряд скрылся в темноте последнего коридора, ведущего к свету, ведущего к Храму. Тальберту стало не по себе, по спине пробежали мурашки – первые симптомы неуверенности и страха, так часто посещающие воинов перед сражением. Возраст и опыт бойцов не имеют значения, со страхом борются все, только ветераны более умело скрывают озноб, бегущий по коже, и дрожь в коленях.
Полковник вздохнул и украдкой, чтобы не привлекать внимания, осмотрел лица новых соратников. Вампиры они и есть вампиры: холодный взгляд, клыки, одинаковое выражение лиц и надменный изгиб губ. Тальберт не знал, кого стоило опасаться больше – то ли утративших человеческий образ врагов, пока спящих в недрах туннелей, то ли своих новых союзников, которые в любую минуту могли расправиться с ним. В сложившейся ситуации винить было некого, кроме себя. Полковник не смог найти компромисса со своей совестью и промолчать, теперь же он должен был расплачиваться за это.
212 
