– Но ведь лошади… – робко возразила Джер.
– …выплывут, – перебил Мансоро, – а не выплывут, значит, не судьба. Сносными кобылами и в Мурьесе разжиться можно. Проверьте лучше поклажу, сердобольные мои, лишнего ничего не должно быть, только необходимое, нам ведь с этим плыть.
Джер растерянно посмотрела на Карвабиэля, видимо, ища поддержки, но полуэльфу не было дела до судьбы животных. Лишившись головы, по волосам не плачут. Рыжеволосый великан чувствовал нависшую над ними беду и не собирался радеть за жизнь несчастных лошадок.
– Пора! – скомандовал Мансоро, и эльфы, едва успев снять седла, быстро вскочили на спины животных.
Из широко открытой пасти сержанта вырвался мощный поток изощренных ругательств, когда шагах в семидесяти впереди, ломая молодые деревца и вытаптывая кусты, из леса выскочили трое всадников. Командир разъезда так и не смог разобрать, были ли это эльфы или люди, но помыслы троицы не вызывали сомнений. Низко пригнувшись к гривам коней, они неслись к реке. Емкое слово «нарушители» отпечаталось в голове служаки и незамедлительно побудило к решительным действиям. Конный отряд из десяти солдат галопом сорвался с места, но было уже поздно, эльфы достигли берега и въехали на лошадях прямо в воду. Быстрый поток тут же подхватил тела смельчаков вместе с животными и понес вниз по течению.
Холодная вода заливалась в рот и уши Мансоро, предательски просачивалась в сапоги и сквозь одежду, утяжеляя ее до веса полноценных рыцарских доспехов. Позади доносились грубые выкрики солдат, так и не решившихся продолжить погоню. Где-то совсем рядом шлепались в воду стрелы. Лучники привыкли давать поправку на ветер, но не на силу течения, поэтому и мазали.
Расчет бывшего командира Джабона оказался верным. Изрядно промокшим и смертельно уставшим эльфам все-таки удалось пересечь хорошо охраняемый пограничный рубеж. Побарахтавшись в воде около получаса и потеряв лошадей, странники все-таки выбрались на противоположный берег и тут же скрылись в спасительном лесу. На такой отважный поступок, к счастью, способен далеко не каждый, иначе граница была б не границей, а проходным двором.
Когда-то форт Контьер был одним из самых лучших пограничных укреплений. Возвышающиеся на отвесном берегу реки каменные стены и башни отпугивали врагов своей неприступностью, а также несколькими десятками установленных по периметру катапульт. Стоило только мурьесцам попытаться пересечь реку, как на их головы тут же обрушивался шквал камней.
С тех пор как Мурьеса потеряла независимость и стала провинцией, многое изменилось. Грозная пограничная крепость частично потеряла свою мощь и назначение: площадки для осадных орудий опустели, а гарнизон был уменьшен как минимум в двадцать раз. Граница Великой Восточно-Континентальной Империи переместилась на запад, а при дворе все чаще и чаще дискутировался вопрос о сносе сослуживших свою службу стен и о продаже камней местным землевладельцам. Однако из-за участившихся смут в Мурьесе неприступный форт не был разобран на фундаменты для курятников и винных погребов. Всего через тридцать лет после падения Мурьесского Королевства над главной башней форта вновь гордо взмыл имперский флаг, а на пустовавших какое-то время стенах появились солдаты. Правда, катапульты обратно так и не привезли, видимо, решив, что мятежники не осмелятся переправить на другой берег Бьерки крупные экспедиционные отряды.
Отряд сопровождения подъехал к форту и уже начал заворачивать направо, по дороге, ведущей вниз, к основному мосту, как на стенах появились лучники, и протяжно завыла труба, приказывая всадникам немедленно остановиться. Сонберс и не думал ослушиваться, он поднял вверх правую руку, подавая знак отряду прекратить движение, а потом резко опустил ее вниз, что означало: «Спешиться!». Охранники с радостью покинули опостылевшие седла, численность лучников на стенах сразу уменьшилась вдвое.
Фламер облегченно вздохнул и, нежно потрепав по загривку так и не сумевшую ни разу сбросить его кобылу, ступил ногой на твердую землю. Онемевшую поясницу мгновенно пронзила острая боль, а отвыкшие от тяжести тела колени предательски подогнулись. Анри отошел от отряда на пару шагов и, не задумываясь о том, какие шуточки в его адрес отпустят новые сослуживцы, блаженно растянулся на придорожной траве. Боль отпустила, а засунутая в рот травинка позволила на какое-то время позабыть о еде, точнее, об ее давнем отсутствии в недрах ноющего желудка.