– Намб, а ведь плащи, как у тех мерзавцев из леса, да и было их шестеро, – прошептал Карвабиэль, – одного они могли потерять еще до встречи с нами…
– Или отряд мог быть на одного человека меньше, – высказал встречное предположение Мансоро.
Внезапно всем троим стало страшно. Они поняли, что попали на войну, правил которой не знали. Те, с которыми они вступили в бой на поляне, были не мятежниками, а переодетыми имперскими солдатами. Были то разведчики, выслеживающие вражеские отряды, или командование имперских войск готовило какую-то операцию, забрасывая в тыл вражеских соединений маленькие диверсионные группки? На эту загадку не было времени находить ответы. Важно было другое, теперь уже Мансоро был абсолютно уверен, что им стоило держаться как можно дальше от рощ с чащами и немедленно избавиться от плащей с арбалетами. При встрече, которая могла произойти весьма неожиданно, мурьесские повстанцы примут их за имперских разведчиков, а солдаты регулярных войск – за тех мародеров, что перебили одну из разведывательных групп. С каждым шагом по земле Мурьесы жизнь становилась все веселее и увлекательнее.
Что нужно сделать, чтобы настроение у солдат заметно ухудшилось? Сообщить о задержке жалованья на неопределенный срок или о том, что им предстоит долгий поход, в конце которого предстоит бой с превосходящими силами противника? Конечно же, нет, к таким поворотам судьбы служивый люд приучен: бредет, куда пошлют, и не жалуется, когда есть нечего. А вот если прогнать отряд по изуродованной войной местности, вот тогда можно будет добиться желаемого результата.
Прошел всего один час, как отряд сопровождения пересек Бьерку и углубился на территорию мятежной провинции. Охранники стали еще более молчаливыми и угрюмыми. Они ехали быстро и с опаской озирались по сторонам, прямо как подростки-воришки, влезшие в дом сварливой горожанки и ожидавшие, что вот-вот дверь распахнется и на пороге возникнет грозное, необъемное чудовище в перепачканном жиром переднике, брызгающее слюною и с окровавленной скалкой в руках. Не слышно было ни надоевших шуточек о моряках, ни нелестных замечаний в адрес разжиревших на казенных харчах офицеров форта. Унылый пейзаж пустынной дороги навевал совершенно иные мысли. Безлюдное пространство, грозовые тучи, затянувшие небо, вязкая жижа под копытами лошадей, разрушенные, сгоревшие дотла или заросшие травой постройки, все эти прелести как-то не способствовали поднятию боевого духа.
Анри только морщился, подергивая усами, и неустанно корил про себя кольберского короля и легковерных мурьесцев, позволивших втянуть свой народ в изнурительную, растянувшуюся на долгие годы бойню. Не меньше досталось от бывшего лейтенанта и родному Императору, чьи генералы, по мнению старого солдата, действовали слишком нерешительно и поэтому не смогли раз и навсегда загасить пламя этого уже порядком надоевшего всем конфликта.
«Страшна не сама война, а ее последствия, – размышлял Анри, опустив поводья и позволяя кобыле не спеша брести вслед за остальными лошадьми. – Голод, разруха, эпидемии, гибель урожая и сокращение поголовья крестьян, оторвавшихся от сохи да взявшихся за кистени да вилы, – вот что может разрушить даже самое крепкое королевство. Не столько важно, кто победил, сколько – каковы последствия! Вяло текущие боевые действия уносят куда больше жизней, чем самое кровопролитное сражение. Все это знают, но почему-то только единицы из гнилой полководческой породы решаются свести войну к одной решающей битве, обязательно им «удовольствие» растянуть. Лучше уж в один день потерять всю армию и спорные вопросы сразу решить, чем и самим мучиться, и народу житья не давать!»
Анри разделял образ мысли тех генералов, что оставляли города наступающему врагу, и искренне ненавидел тех, что взывали к ложному патриотизму и заставляли изможденных голодом горожан стоять на крепостных стенах до победного конца, защищать руины своих домов до последнего камня.
«А вообще, что такое патриотизм? Стремление, чтобы твоему народу жилось лучше, или желание доказать свою преданность правящему двору? Зачем превращать каждую войну в бойню до последнего солдата, и кому нужно втягивать в конфликт между королевскими династиями мирных обывателей? – часто задавал себе вопросы Анри и, к собственному удивлению, каждый раздавал на них один и тот же ответ. С годами жизненная позиция ворчуна не менялась, все новые и новые порции приобретаемого жизненного опыта не могли поколебать прежних устоев. – Это выгодно королю, изо всех сил цепляющемуся руками, ногами и зубами за выскальзывающий из-под его холеного царственного зада трон; его вассалам, но только не крестьянам и не мастеровому люду, которым совершенно безразлично, казне какого государства они будут платить налоги».