Последние отзывы

  23  

– Ну, что ж, изволь, – усмехнулся лекарь. – Но только потом не говори, что я никчемный зануда, видящий жизнь лишь в черном цвете.

Один был готов слушать, другой решился заговорить. Именно с таких моментов и начинается дружба. Корчмарь и прислуга по-прежнему косились на чужаков с опаской, а рыжеволосая девица так и не простила обиды.

* * *

Жизнь несправедлива, а люди в ней, как фишки на игровой доске. Правила многолетнего соревнования с себе подобными столь непонятны и трудны, что еще никому на свете не удавалось их четко описать, а жалкие попытки только запутывают и лишают способности самостоятельно мыслить тех, чье существование поставлено на кон. К примеру, вроде бы незыблемое правило «Выживает сильнейший» на самом деле лишь абстракция и не регулирует совершенно ничего. А все почему? Да потому, что изобретатель ристалища по имени «Жизнь» не удосужился, а может, просто не захотел дать точное определение понятию «сила». В чем она? В возможности легко ломать хребты тем, кто мешает, или в беспринципности, в способности человека нарушать все писаные и неписаные нормы морали, а затем убаюкивать жалобно скулящую совесть, оправдывая свои гадкие, низкие поступки сказкой о суровой необходимости или о высших общественных интересах? Вопрос сложный, вопрос философский и, по большому счету, неразрешимый, как «Быть или не быть» или «А есть ли бог?». Ведь доказать существование Творца не удалось никому, как, впрочем, и опровергнуть. Вот так и с жизнью: никто не может описать правила, но зато все с удовольствием учат жить ближнего своего, забивая чужую голову своими принципами, нормами, алогичными измышлениями и трактуя его поступки на свой, далеко не идеальный лад. В результате одни люди страдают от заниженной самооценки, а другие возносят свое «Я» на такую высоту, что не в состоянии слушать других.

Семиуну в этом плане повезло, он с самого рождения был вне оценки капризного общественного мнения, до бедного сироты просто никому не было дела. Одни с рождения имеют все, другим приходится многого добиваться, а сын миокского купца с малых лет не принадлежал сам себе. Его отец разорился, став жертвой жестокой и жесткой конкурентной борьбы. Имущество семьи пошло с молотка, отец был продан в рабство на рудники, мать сошла с ума: грезила наяву, мечтала быстрее попасть в прекрасное царство «Небытие» и была казнена за убийство собственной дочери, старшей сестры Семиуна. Слухи умалчивали, каким чудным образом он перебрался из Миока в Тарвелис и оказался в услужении у Милба Огуса, самого старого городского лекаря, прожившего неполных восемь десятков лет.

В доме уважаемого, но бедного, как церковная крыса, старца было много учеников. Детство Семиуна прошло на коленях за мытьем то полов, то ядовито пахучих реторт. Самый младший и абсолютно безродный юнец оказался удобной затычкой во всех дырах. Им командовали все, он работал за всех, одним словом, в доме лекаря царил гармоничный симбиоз одной истощенной жертвы и нескольких ленивых паразитов. Про тумаки да ссадины не стоило и говорить, не проходило ни дня без новых шишек или синяка под глазом. Тычки, пинки и оплеухи были такими мелочами, что Семиун даже не обращал на них внимания, не замечал, поскольку потерял им счет.

Когда беззащитному пареньку исполнилось двенадцать, старый лекарь умер, а дело возглавил старший ученик, едва получивший от Гильдии разрешение на ведение практики. Жизнь в услужении стала куда тяжелей, а порой даже настолько невыносимой, что Семиун трижды пытался наложить на себя руки. Его никто не учил, домашних рабов не учат целительству, они созданы для другого мастерства. Элементарные навыки всеми презираемый заморыш получил лишь в четырнадцать, и то благодаря случаю.

В те времена король воевал с соседями за плодородные земли на юге, только что с трудом отбитые у диких тивесских племен. Верный слуга Короны, граф Лотар отправлял на войну несколько отрядов, в основном копейщиков и мечников, поспешно набранных из городской голытьбы да обнищавших крестьян. Естественно, на войну вербовали и лекарей. Старшие «товарищи» избавились от Семиуна и тем самым уберегли свои изрядно пополневшие к тому времени телеса от тряски плохих дорог, смертельных опасностей и прочих невзгод военной поры.

Так маленький неумеха сменил хозяина и из домашнего мастера на все руки превратился в младшего помощника полевого лекаря. Война быстро учит, а у нового распорядителя его подневольной души не было желания превращать паренька в раба. Когда часто идут сражения, то в палатках полевого лазарета ценна каждая пара рук, к тому же умелая. Уже за первый месяц Семиун научился перевязывать раны и накладывать швы, латать распоротые животы и выковыривать из бьющейся в агонии плоти искореженные осколки доспехов, но, главное, он привык к виду крови и очерствел к чужим страданиям. Жалость только мешает работе хирурга!

  23