Мэгги отлично понимала все эти улыбки и взгляды и злилась. Как будто Уэйда можно променять на кого-либо! Она так любит, что ее сердце вот-вот разорвется от горя, а эти неповоротливые клуши поглядывают то на нее, то на Эдди и многозначительно поднимают брови.
Но Эдуардо был настороже и не позволял Мэгги слишком сильно погружаться в свои невеселые мысли. Он гонял ее намного больше, чем Франческу, и, показывая разные шаги, повороты, подъемы, Мэгги забывалась хотя бы на время…
15
Через два дня Уэйд признал, что все его усилия ни к чему не привели. Он объехал и обзвонил, наверное, весь Нью-Йорк, но Мэгги как в воду канула. Недовольство собой и растущая тревога за девушку преследовали его днем и ночью. Уэйд был готов уже уступить и воспользоваться помощью отца, когда миссис Вельмонт своевременно напомнила ему о возвращении родителей Магдалены.
— Уж они-то должны знать, где находится их дочь, — благоразумно заметила Бетти. — Отец распорядился, чтобы их встретили и привезли к нам.
— А Дороти не против? — спросил Уэйд. — Они ведь, в конце концов, ее родственники.
— Дороти как огня боится встречи с ними, — хихикнула Бетти. — Ведь Магдалена убежала из ее дома. Кто знает, что она рассказала родителям…
Уэйд немного воспрянул духом. Сегодня вечером он получит ответ на мучивший его вопрос. Если Мэгги не желает иметь с ним ничего общего, пусть сама скажет ему об этом, а не сбегает из дома!
Уэйд хотел лично встретить Роквудов, чтобы не терять ни минуты. Но отцу срочно понадобилась его помощь, и в результате Уэйд освободился гораздо позднее Вельмонта-старшего. Он мчался домой, чертыхаясь из-за вечных пробок, поглядывая на часы каждые две минуты и надеясь, что Мэгги ждет его сейчас вместе с родителями.
Уэйд подкатил к особняку в половине десятого. Но там не было не только Роквудов, но и его собственных родителей.
— Миссис Вельмонт просила передать вам, что они будут у мисс Гленнарван, — сообщил Уэйду дворецкий.
Проклиная, свою несчастливую звезду, Уэйд бросился к машине, которую (вот счастье!) еще не успели убрать в гараж. В кои-то веки я оказался прав, думал Уэйд, подъезжая к дому Дороти. Естественно, Роквуды предпочли остановиться у родственницы, а не у совершенно незнакомых людей. Тем более, если Мэгги настроила родителей против него… Но в это Уэйду верилось с трудом. Мэгги была кем угодно, но только не вздорной глупой девицей, готовой капризничать по пустякам. Родители такой дочери должны быть, по крайней мере, здравомыслящими людьми.
Так Уэйд и метался от надежды к отчаянию, когда слуга вел его в парадную гостиную Гленнарванов. Он вошел туда без стука и замер на пороге. Эта комната всегда поражала его своей безжизненной пышностью. Она была обставлена в стиле Людовика XV, с многоярусной хрустальной люстрой, обилием столиков, пуфиков и стульчиков с резными изогнутыми ножками и светлой бархатной обивкой. На белом рояле в углу гостиной стоял канделябр со свечами, которые никогда не зажигались из страха испортить полированную поверхность рояля, на котором никто не играл.
Но если парадная комната напоминала музей, то собравшиеся в ней люди были похожи на восковые манекены. У всех были бледные застывшие лица. У рояля в углу стоял Фрэнк Вельмонт и машинально постукивал пальцами по белой крышке. На маленьком пуфике неподалеку сидела Дороти Гленнарван. Эта высокомерная светская девица сейчас была похожа на нашкодившего ребенка. Напротив нее расположилась миссис Вельмонт. Уэйд никогда не видел, чтобы кожа его матери приобретала такой бледный оттенок, а в глазах застыло растерянное выражение. Бетти Вельмонт никогда ничто не могло озадачить или поставить в тупик. Однако сейчас она хранила молчание и чуть ли не с испугом смотрела на супружескую пару, сидевшую напротив нее на диване у камина. Видимо, это были родители Магдалены. Уэйд посмотрел на них повнимательнее, и сердце его ушло в пятки. От таких снисхождения не дождешься…
Мужчина был высок и невероятно худ. Его лицо было бы совсем незапоминающимся, если бы не огромный, изборожденный морщинами лоб, который казался еще больше из-за внушительных залысин, и длинный массивный нос, вызывающий в памяти образ Сирано де Бержерака. Может быть, в его чертах сквозило благородство, но красоты там не было и в помине.
Леди Роквуд, супруга благородного лорда, была немногим его лучше. Это была маленькая увядшая женщина, казавшаяся крохотной по сравнению со своим высоченным мужем. Желтый цвет ее лица заставлял задуматься о болезни печени, а поджатые губы и брюзгливое выражение лица — о раздражительном характере.